Мария отвела глаза, чуть дернула загорелыми плечами.
Нет, это еще не извинение. Пусть говорит дальше.
– И ты знаешь, что это не твоя роль. И знаешь, что критики говорили бы только о том, что Альварес снимает Марию, потому что она его жена. А я не хочу этого.
– Берто, меня всегда подкупала твоя откровенность, но сейчас она неуместна. По-моему, ты забываешь, что разговариваешь с актрисой. И женщиной.
– А меня всегда подкупало то, что ты не только прекрасная актриса и истинная женщина. А умная и тонкая женщина. Без предрассудков, присущих многим другим.
Ладно. Уже теплее. Что же ты скажешь дальше?
– Поэтому я ни минуты не сомневаюсь, что ты согласишься на роль Рейны, которая написана, словно специально для тебя.
Мария вспыхнула. Он предлагал ей роль второго плана.
– Ты будешь идеальной Рейной. И вот это критики точно отметят.
Она, разумеется, понимала, что он прав. Он был чертовски рационален, и это сыграло не последнюю роль в развитии их отношений. Будучи действительно умной женщиной, на этот раз она решила сдаться. Улыбнувшись, она сделала еще глоток из бокала и как бы против своей воли сказала:
– Что ты делаешь со мной, Берто? Ты же знаешь, я не могу долго злиться на тебя.
– Значит, мир? – глядя ей в глаза, спросил Альварес и притянул к губам ее прекрасную руку.
– Не хочу расставаться с тобой сегодня, – прошептала Мария. – Поехали домой, в Тигре.
Альварес удивился, но не показал этого. Они с Марией не жили вместе в привычном смысле этого слова. Каждый, предпочитая свой устоявшийся образ жизни, не стремился навязать его другому. Мария любила свою двухуровневую квартиру в Палермо в центре Байреса. Альваресу по душе был его уютный и светлый дом в пригороде. Мария часто приезжала к нему, но никогда не говорила «домой». И сейчас ее слова вызвали у сеньора Альвареса легкое, едва заметное и давно позабытое сердечное волнение.
Да, черт побери. Господин Берто Альварес поймал себя на мысли, что ему приятно слышать это «домой» от женщины, которая сейчас рядом. И даже засевшая где-то глубоко за грудиной иголка, пока плохо осознаваемая, но уже ощутимая, не мешала ему радоваться этим простым словам.
Неужели он просто стареет?
И пока сеньор режиссер предавался размышлениям в одном из ресторанчиков начинающей по-вечернему томно вздыхать Реколеты, его помощница по сценарию Полина сидела одна на кухне апартаментов в соседнем Бельграно и смотрела на лежащую перед ней не раскрытую пачку сигарет. Франтишек выронил их, когда провожал девушку до дверей жилого комплекса. А она подобрала. Шесть лет назад, когда она курила последний раз, тоже была осень. И неважно, что сентябрь в Аргентине считается первым месяцем весны.
Была осень.
А рядом был он – высокий загорелый блондин с тонким белым шрамом на шее и улыбкой покойного пана Алберта Враницкого.
Сейчас