Умолкаю, не упоминая ни названия фирмы, ни имени Врагова.
– Так что с экотуризмом? – цепляется цербер за мою фразу.
– В последнее время он набирает обороты, – решаю не вдаваться в подробности. – Но это не объяснить бизнесменам, которые хотят легких денег и ежеминутной прибыли. Не удивлюсь, если завтра какой-нибудь «умник» решит отель выстроить у скалы…
Мужчина внезапно закашливается. Сильно, надрывно. В определенный момент начинаю волноваться. Протягиваю руку, чтобы по спине его похлопать, но все прекращается так же неожиданно, как и началось.
– Не любишь бизнесменов? – спрашивает хрипло, резко переходя на «ты».
Подсознательно принимаю его ненавязчивую попытку сближения. Не люблю условности и излишние церемонии.
Мы – два обычных человека, которые встретились на отдыхе. К чему нам «выкать»?
– Хм, не так, – уточняю, задумчиво надавливая пальчиком на свои губы. – Не переношу людей, которые идут по головам ради достижения личных целей. Сфера их деятельности не имеет значения…
– Говорят, своя рубашка ближе к телу, – многозначительно тянет цербер, внимательно следя за каждым моим действием.
– Да. Но не в том случае, когда она сорвана с остывающего тела нищего, – складываю руки на коленях. – Разве нельзя жить хорошо, но при этом не делать плохо другим?
Взглянув на мужчину, успеваю заметить, как уголки его губ дрогнули в некоем подобии улыбки.
– Ты идеалистка, – насмехается надо мной.
– М-м-м, как ты интересно словосочетание «наивная дура» завуалировал, – прыскаю ехидно.
Секундная пауза, испепеляющий взгляд с зеленым огоньком в глубине – и лихорадочный мужской вздох.
– Отнюдь, – цербер вновь становится серьезным. – Я привык прямо говорить то, что думаю.
– Ты ведь иностранец? – направляю нашу беседу в иное русло. – Откуда так хорошо знаешь русский?
– Мама – украинка, – выдает честно. – В детстве часто говорила со мной по-русски. Да и вообще я во многом похож на нее…
– Ясно. Она на отдых не приехала с тобой? За границей осталась? – сыплю вопросами, словно мы близкие люди.
– Мама умерла, – сообщает цербер ровным тоном. – Давно.
Цербер умело прячет боль под непроницаемой маской. Но я все чувствую.
– Прости, – чуть слышно. – Моя тоже.
Молчим. У каждого из нас своя рана. Старая, но не до конца затянувшаяся. Кровоточит без срока годности.
Наши эмоции рвутся наружу и электризуют воздух вокруг. Однако мы оба сдерживаемся. Невыносимо.
– Цефей, – указываю пальцем в звездное небо, чтобы разорвать гнетущую тишину.
– Что? – сводит брови мужчина, но все же запрокидывает голову.
– Созвездие Цефей, – поясняю. – Вон тот неправильный пятиугольник, – очерчиваю пальцем в воздухе.
– Хм, – поворачивается и окидывает меня критическим взглядом.
Типичный