«Я просто забыла! – крикнула она. – И все!»
«Выброси сигарету, Бев, или получишь еще».
Она опустила стекло, выбросила сигарету. Потом снова повернулась к нему, лицо бледное, испуганное, но при этом спокойное.
«Ты не можешь… ты не должен меня бить. Это плохая основа для… для длительных отношений». Она пыталась найти тон, взрослый ритм, и потерпела неудачу. Он вернул ее в прошлое. Рядом с ним в этом автомобиле сидел ребенок. С пышными формами, чертовски сексуальный, но ребенок.
«Не могу бить и не бью – две большие разницы, девочка, – ответил он. Голос звучал спокойно, но внутри все вибрировало. – И это мне решать, что подходит для длительных отношений, а что нет. Если тебя это устраивает, отлично. Если нет – можешь прогуляться пешком. Останавливать тебя я не стану. Разве что дам пинка на прощание, но останавливать не стану. Это свободная страна. Что еще я могу сказать?»
«Возможно, ты уже сказал более чем достаточно», – прошептала она, и он ударил ее второй раз, сильнее, потому что ни одной герле не дозволено так говорить с Томом Роганом. Он бы врезал и королеве Англии, если б та позволила себе съязвить на его счет.
Она ударилась щекой о мягкую обивку приборной панели. Рука схватилась за ручку дверцы, а потом соскользнула с нее. Она лишь скрючилась в углу, словно кролик, поднеся одну руку ко рту, глядя на него большими, влажными, перепуганными глазами. Том пару секунд смотрел на нее, а потом вылез из автомобиля. Обошел сзади, открыл ее дверцу. Его дыхание клубилось в холодном, ветреном ноябрьском воздухе, и запах озера заметно усилился.
«Хочешь выйти, Бев? Я видел, как ты потянулась к ручке, и подумал, что ты хочешь выйти. Хорошо. Пожалуйста. Я попросил тебя кое-что сделать, и ты сказала, что сделаешь. А потом нарушила слово. Так ты хочешь выйти? Давай. Выходи. В чем проблема? Выходи. Ты хочешь выйти?»
«Нет», – прошептала она.
«Что? Не слышу тебя».
«Нет, я не хочу выходить», – ответила она чуть громче.
«Что? От этих сигарет у тебя эмфизема? Если ты не можешь говорить громче, я куплю тебе гребаный мегафон. Это твой последний шанс, Беверли. Ты должна ответить так, чтобы я смог тебя услышать: ты хочешь выйти из этого автомобиля или ты хочешь уехать со мной?»
«Хочу уехать с тобой», – ответила она и сцепила руки на юбке, как маленькая девочка. Не посмотрела на него. По щекам катились слезы.
«Хорошо, – кивнул он. – Отлично. Но сначала ты мне кое-что скажешь, Бев. Ты скажешь: «Я забыла, что обещала не курить рядом с тобой, Том».
Теперь она посмотрела на него ранеными, молящими, бессловесными глазами. «Ты можешь заставить меня это сделать, – говорили ее глаза, – но, пожалуйста, не надо. Не надо, я люблю тебя, неужели нельзя без этого обойтись?»
Нет, он не мог ей этого позволить, потому что речь шла не о ее желании или нежелании, и они оба это знали.
«Говори».
«Я забыла, что обещала не курить рядом с тобой, Том».
«Хорошо. А теперь скажи «извини».
«Извини», – механически повторила она.
Сигарета