– Я знаю, знаю, – ворковала Арта, – против инстинктов – куда уж нам? Я тебя не виню, ты хороший. Оставайся хорошим. Только думай, маленький, думай. Ты поймал нас, один поймал, целый совет собрали на нас посмотреть, тебя, вот, повысили, значит…
– Нет, – прервал её тихо Лозен. – Я… ээ… меня просто перевели в патруль.
– Бедненький, – Арта гладила ладонью его лицо, искала взгляда. – Думай-думай. Почему других повышают, а людей нет? Почему?
– Хватит! – Лозен отстранился. – Хватит этой ереси – тебя она уже в клетку загнала. Нет никакого вселенского заговора! Моя новая задача – разведка дефективности периферийцев. Потом, возможно, пошлют следить за другой расой. Вы в своём ревкоме делаете из мухи слона и просто так народ будоражите! Все в Союзе равны, все одинаково проходят проверки, все одинаково пользуются привилегиями!
– Кроме тебя.
Арта смотрела на него любящими глазами, на которые падала серая полоска тени. Лозен нахмурился, промолчал, бросил «прощай», крутанулся на каблуках и понёсся впечатывать шаги по направлению к выходу.
– Спасибо за службу, – саркастически козырнул перед ним охранник.
Депрессия
Лозен правил индивидуальный распорядок вверенного ему персонала с учётом нарядов, выданных накануне, когда его окликнул вахтовый.
– Таврщкапитан, мы запеленговали… что-то.
Лозен поднял голову. С мостика просматривалась рубка. Вахтовый на узле связи смотрел на него и ждал реакции.
– Корабль? – спросил Лозен.
– М-может и корабль, но больше на станцию похоже. Незарегистрированную.
Лозен встал с кресла и направился в рубку.
– Наконец-то, хоть что-то, – он даже повеселел, – чую: это явно гнездо контрабандистов.
Вахтовый смотрел на экран и тыкал в клавиши.
– Наверно.
Он не особо радовался. Устал бедняга. Лозен муштровал их изо всех сил денно и нощно. Коспехи драили гальюны и отрабатывали боевые навыки – больше в немыслимо давящей на сознание пустоте космоса делать было нечего. Сам Лозен сходил с ума от безделья и понимал, что нельзя допускать подобного состояния у солдат. Он изо дня в день придумывал занятия для каждого коспеха, от рядового до самого себя, и дотошно проверял их выполнение, заглядывая во все уголки их посудины в поисках нарушителей дисциплины. Коспехи валились с ног от усталости, оборудование жизнеобеспечения работало на максимуме возможностей, но только так Лозен мог быть уверен, что избавляет персонал от тоски и лишних мыслей.
Поначалу было сложновато. Некоторые мичманы выгораживали своих сопланетников, не понимая почему они должны работать, когда есть люди. Лозен убедился, что в учебках, на курсах и в казармах царил обычай этнической дедовщины, и направлен он был, в основном, на террян.
Когда Лозен заставлял упрямых ефрейторов чистить гальюны, нависая над ними грозным мечом Фемиды, в его голове проносились воспоминания слов Арты, но он никак не мог связать их воедино и сопоставить с возникшей на его корабле ситуацией. Что-то было