– Мама, я сама себя не уважаю из-за этого. Я ненавижу себя. Мне плохо! Как ты не понимаешь? Как ты не можешь понять, что я не могу так жить… Как я ненавижу всех этих людей, ради которых я пожертвовала сыном!
– Что же делать? Магомед поставил условие, чтобы Саид не жил с тобой. Я могла бы оставить его у себя, но тогда ты бы не смогла расстаться с ним.
– Магомед, если не примет, пусть катится к чёрту! Я буду со своим сыном. Это что же теперь? Кто я?! Что я?! Я предала своего ребёнка…
– Женщина должна слушаться…
– Мама! Ты себя хоть слышишь?! Это преступление – любить своего ребёнка? Преступление – растить и воспитывать своего ребёнка?
– Что? Что мне делать? Скажи… Скажешь умри, и я умру! – Асият устало опустила руки, и кусочки теста падали с её рук на истёртый временем ковёр.
– Верни мне его, мама! Ты его отняла, ты и верни…
– Верну, верну, родная, только не плачь, тебе нельзя, ты же беременна. Он вернётся к тебе, обещаю.
Зульхижат, еще с четырёх утра, отправилась в садовый участок, расположенный на возвышенности далеко за пределами села. Саид счастливый, верхом на осле, запряженном специальными для абрикосов хурджинами, сопровождал бабушку и не жаловался на усталость, хотя в дороге уже около часа. Прибыв на место, палкой, длинной около двух метров, она сбивала с веток плоды и, отбросив длинный край платка за спину, принялась собирать абрикосы, лежавшие посреди проросшей травы. На обратном пути Саид плелся позади бабушки. Не только осел тащил домой груз, хотя к двум полным хурджинам прикрепили и два полных ведра, бабушка на спине тащила хурджину поменьше, а Саид маленькое ведерко. Добрались до дома к обеду и бабушка сразу послеобеденного намаза, наспех покормив Саида, уселась за сушку абрикос (вынимать косточки, расставлять на газетах в сомкнутые ряды и через недельку получится курага)
Все руки измазались переспелой мякотью абрикосов, а неподалёку в тени сидел Саид и играл с паровозиком, подаренным ему отцом. Раздался звук шагов по лестнице. Зульхижат, всё так же быстро работая руками, посмотрела на лестничную площадку. У порога стояла Асият.
– Приветствую тебя, – сказала Асият. – Можно войти?
– Конечно, заходи, – Зульхижат встала и пошла мыть руки.
– Мы с тобой столкнулись с трудным испытанием, – начала Асият. – Мы поженили наших детей, надеясь на их счастье, однако они развелись. И дитя их больше всех пострадало от нашей и, в первую очередь, от моей неразумности. Я разлучила мать с ребёнком. Это моя вина, и я об этом очень сожалею. Сегодня я пришла к тебе с просьбой. Верни его обратно к матери.
– В каком смысле – к матери? Замуж вышла, уже ребёнка ждёт… Не сильно-то горевала, видать, его мать. Как будто Магомед оставит его в своём доме! Ты в своём уме? Даже если оставит, он всегда будет ненавидеть его! Нет, нет, здесь ему будет лучше.
– Тогда я возьму его к себе. Айшат будет приходить ко мне и навещать его.
– А в чём разница-то? Пусть сюда приходит. Я ей не