Наконец они собрались домой. До поезда оставалось двадцать минут, и Элизабет решила зайти в бар в гостинице у вокзала.
Она заказала мартини, а Льюису досталась оливка, которую он попробовал впервые в жизни. Соленый, пропитанный джином вкус долго сохранялся во рту. Они едва не опоздали на поезд и бежали что есть духу, роняя сумки и коробки. Льюис запрыгнул первым, взял у матери вещи и помог ей забраться. Он чувствовал себя взрослым и гордился, что подает руку красивой женщине.
Дома оказалось, что из школы прислали табель, и отец традиционно посвятил вечер его изучению, вызвав Льюиса в гостиную на «разбор».
Каждое лето приезд Льюиса на каникулы заставал Гилберта врасплох, и обоим приходилось заново привыкать друг к другу. Он знал, что Элизабет тосковала в одиночестве и радовалась возвращению сына. Она бесконечно любила живопись, но первая признала, что картины у нее выходят довольно слабые. Трудно продолжать заниматься тем, в чем, как ни старайся, останешься посредственностью. Часто, приходя в пустой дом, Гилберт недоумевал, почему стол накрыт на троих, и только спустя некоторое время вспоминал, что они не ждут гостей, просто у Льюиса каникулы.
По будням Гилберт возвращался примерно в полшестого вечера. Поезд прибывал на платформу в пять двадцать, он садился в машину и ехал домой. В плохую погоду Элизабет и Льюис были дома; он наверху с книгой, а Элизабет или в гостиной с книгой и бокалом, или в кухне с Джейн. Джейн уходила в семь часов, а ужинали обычно в восемь, поэтому зимой еда была разогретой и не очень вкусной. Зато летом ели мясной рулет, а если повезет, то и ветчину, а их даже Джейн не удавалось испортить.
Лето стояло теплое и влажное, и к августу взрослым надоела вечная облачность и липнущая к телу одежда. Детей влажность не волновала, главное, чтобы не шел дождь и можно было кататься на велосипедах. Однако дождь не лил неделями. Впрочем, жары тоже не было. Природа как будто затаилась в ожидании: ни солнечно, ни пасмурно, просто тепло. Трава сохла, и с каждым днем чувство ожидания нарастало, как во время засухи или безветрия. Элизабет скучала по Гилберту.
Когда Льюис играл на улице, она часто слонялась из комнаты в комнату, выходила в сад и заходила обратно, погруженная в мысли. Она пыталась пить исключительно по расписанию, однако в ожидании хереса в полдвенадцатого утро тянулось бесконечно. Послеобеденную рюмку она себе запретила, а значит, была вынуждена как-то дотянуть до коктейля в половине седьмого. С одной стороны, она отдавала себе отчет, что пристрастилась к алкоголю, с другой – порой не считала, что бокальчик после обеда сильно навредит, тем более Льюис уже ерзает на стуле и рвется снова играть с друзьями.
Элизабет обожала, когда они всей толпой забегали к ним на крыльцо и стучали в дверь, обожала их распахнутые нетерпеливые глаза. Том Грин и Эд Ролинз, Тэмзин Кармайкл, Джоанна Нэппер, братья Джонсоны и малышка Кит.
– Здравствуйте, миссис Олридж,