*
Оставив своих вечных соратников по странствиям акклиматизироваться в новой, доселе незнакомой местности, я, прихватив пепельницу со стола, отправился к окну. Зажав сигарету между зубов, я раздвинул ламели, впервые оценив вид, открывающийся с высоты моей комнаты. Отель оказался достаточно удален от города – пыльная дорога, по которой переваливалось мое такси по пути в «Пьяный корабль», тянулась на несколько сот метров вдаль, окаймленная редкими дубами. Вдали побитое шоссе впадало в россыпь двух-трехэтажных зданий, чьи окна в закатном солнце слепили частыми бликами, будто общаясь друг с другом посредством морзянки. Округлое же здание, что шло от основания отеля кругом, оказалось в куда более плачевном состоянии, чем мне показалось по прибытию. Крыша, накрытая просвечивающей сеткой, прохудилась настолько, что в некоторых местах зияли дыры. Дом был явно заброшен и одному богу известно, чем это решето являлось в свои лучшие годы. Закурив, я оставил меланхоличный пейзаж. День подходил к концу, а сон, несмотря на долгий муторный путь, так и не захотел навестить меня. Не зная, чем себя занять, я не нашел лучшей идеи, чем поработать. Найдя перевязанную кипу бумаг, я вновь уселся за письменный стол. Сорвал ленту, взял за кончики несколько листов, вставил их в пишущую машинку. Прокрутил ручку валика, затянув под него бумагу и закрепив ее прижимной планкой, после чего сдвинул каретку вправо. Все эти действия я выполнял механически, не обращая внимания на прибор передо мной, вместо этого остекленевши глядя на матовые жалюзи в лучах заходящего солнца, пытаясь поймать хотя бы какую-нибудь мысль за хвост. Закончив с приготовлениями, я взглянул на лист цвета подснежника. Пальцы коснулись стертых литер.
«Отель Пьяный корабль.
Номер комнаты – VII.
20XX год.»
III
Из пушистых лап полудрема меня вырвала приглушенно доносящаяся музыка, смешанная с гулом голосов. Я все также сидел у печатной машинки, жалюзи перестали пропускать солнечные закатные лучи, сменив их непроглядной синевой тьмы. От единственного источника света – люстры, свисающей с потолка, что оставалась включенной с моего первого похода в уборную, исходило легкое переливчатое дребезжание. Подвески из хрусталя, будто также слыша аккордовые прогрессии, плавно ходили из стороны в сторону, временами сталкиваясь, создавая звон, добавляющий музыкальной зарисовке новых красок.
Сколько я проспал? Не имея привычки носить с собой авторские изделия Хроноса, который успел сделать себе имя на их производстве,