Сама шахбану показалась мне невероятной красоты. На ней было красивое платье (наши учительницы потом шептались, что от «Valentino»), добрая улыбка и красивая пышная прическа. Незадолго до этого она добилась отмены платков для женщин на государственном уровне и сама служила наглядным доказательством достигнутых свобод. Голова ее была не покрыта. Кстати, именно этим шахиня спровоцировала самую острую волну недовольства народа. В целом ее любили, она много помогала больным и бедным, сама ездила по больницам, не боялась посещать деревни, охваченные чумой, холерой и проказой.
Как и предупреждал посольский инструктор, шахиня расспрашивала о нашем житье-бытье на английском, мы отвечали на русском. Она внимательно слушала наши ответы: смотрела в глаза отвечающему и кивала в нужном месте – еще до того, как переводчик заканчивал фразу. Я давно замечала, что далеко не все взрослые кивают в нужном месте, даже если говоришь с ними на одном языке. А интерес шахини к нам был искренним: я почувствовала это каким-то органом, не отраженным в анатомическом справочнике. И неожиданно испытала к этой красивой чужой женщине такое доверие, будто знала ее всю жизнь.
Фарах-ханум была вся такая изысканная, душистая и блестящая, словно большая кукла. Стоя с ней рядом, я думала, что вырасту и обязательно стану такой же.
На шахине не было никаких сложных одеяний, но лоск от нее прямо исходил! Теперь я знаю, что это искусство. Дорого одеться может каждый, у кого есть деньги. А одеться так, чтобы источник твоего особого шарма был неуловим, может только человек с врожденным вкусом.
Шахиня рассказала, что, кроме младшей дочки Лейлы, нашей ровесницы, с которой мы уже познакомились, у нее еще есть старшая дочь Фарахназ (см. сноску-9 внизу), старше нас на семь лет, и два сына – Али-Реза, старше нас на 4 года, и Реза-Курош, старше на 10 лет (см. сноску-10 внизу).
Поделилась, что не всегда ее дети хорошо учатся, но их папа-шахиншах очень переживает из-за плохих оценок, поэтому они стараются его не расстраивать.
На этом месте Лейла подняла голову от своего рисунка и скорчила смешную рожицу, изображающую, как «шахиншах» бывает недоволен.
Мне стало смешно – и я снова поймала себя на ощущении, будто уже где-то встречала и эту веселую Лейлу, и ее нарядную маму. В тот день, когда шахиня с дочкой рисовали в нашем классе, мы бы ни за что не поверили, что не пройдет и двух лет, как венценосный отец маленькой принцессы скоропостижно скончается в изгнании, а ее саму найдут мертвой в номере лондонского отеля. Всего двадцать три года спустя, когда ей и всем нам, сидящим сейчас в этом классе, исполнится 31 год. И что с момента