Еще там была «конфетная закладка», чтобы подкрепляться в ночных вылазках – коробка шоколадных конфет с ликером, которую мой лучший друг Серега так удачно стащил из дома. А еще там была самая настоящая шифровка, из-за которой и началась наша операция «Дупло».
Как-то под забором, за которым жили иностранцы, мы нашли свернутый в крохотный квадратик клочок бумаги с какими-то словами на арабской вязи, вырезанными из разных газет. Конечно же, мы решили, что это тайный шифр, содержащий подсказку, где надо искать клад, и надежно спрятали записку в своем штабе. В могучем стволе платана была масса укромных местечек, пригодных для тайника.
В июне мы заметили ночью троих, лезущих в наше дупло, а утром обнаружили, что наш тайник обокрали: пропала не только «шифровка», но и наши конфеты.
Тогда мы принялись ревниво следить за всеми теми, кто крутится возле «нашего» платана днем и даже ночью. Для этого мы выскальзывали с дач, как только засыпали родители, и до рассвета сидели в засаде. Мы же не могли упустить тех, кто покушается на наш клад, да и караулить было весело.. И однажды удача улыбнулась нам: темной-претемной заргандинской ночью мои друзья увидели, как в наше дупло лезет темная фигура… Больше мы ничего в дупло не клали, но один из троих зачем-то снова пришел! Значит, в этот раз точно что-то туда положил!
Мы решили проверить это утром, когда будет светло. Едва рассвело, мы пробрались к дуплу. Возле него стоял посольский садовник и заливал в него горячую жидкую смолу. Увидев нас, он сказал, что получил распоряжение заварить дупло, чтобы дети в него не лазили. Ствол прогнил изнутри, и мы можем провалиться.
В этот же день родители объявили, что мы срочно уезжаем в Москву, прямо на следующее утро, и надо собирать вещи. Мы покидали Тегеран в полной уверенности, что в нашем дупле замуровали клад. Кто знает, может, он и поныне там – если его не обнаружили такие же следопыты из детей других посольских работников, приехавших на смену нам, срочно высланным домой.
Мне было без двух недель двенадцать, когда я вместе с родителями села в поезд Тегеран-Баку-Москва, чтобы покинуть Тегеран на долгие двадцать лет. Наш «клад» остался в Зарганде, зато романтические воспоминания о тегеранском периоде детства всегда при мне. Несмотря на чужие революции и войны, оно было вполне безмятежным.
Моя жизнь с 1978-го по 1982-й была совсем не похожа на привычный образ «счастливого советского детства». Но я была вполне довольна и проявляла ко всему вокруг здоровое и веселое любопытство.
Теперь я точно знаю: если ребенка в восемь лет поместить в другой мир, каким бы он ни был, он с легкостью примет на веру все, что там происходит. Думаю, это самый «адаптогенный» период становления личности. Лет до двенадцати ребенок