ISBN 978-5-0056-7788-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Посвящаю свою первую книгу жене и сыну,
моим критикам и редакторам
«Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая или звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, – то я ничто. И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы»
Имаго1
Тема: «Бабочка и актёр»
Казалось, что вместе с челюстями выскочит позвоночник, а потом и весь скелет. Было очень больно и страшно. Руки бессильно болтались плетями вдоль туловища. Вениамин Семёнович висел на одних зубах. А учитывая, что ему уже было сильно за шестьдесят, а зубы у него не являлись самым сильным местом в организме, то было очевидно, что он висел из последних сил. По телу шли мелкие судороги. Онемело всё, кроме головы. Вениамин Семёнович ждал чуда.
Звонок не работал, и незапертая дверь открылась сама собой. Аня, по поручению мамы пришедшая к хорошо знакомому соседу по лестничной площадке за солью, остолбенела. Вениамин Семёнович был знаком ей с детства и часто развлекал её весёлыми шутками и репризами, всем тем, что с давних времён хранилось в багаже старого артиста цирка, который уже вышел на пенсию. Пик его артистической славы был давно позади, и минувшая популярность растаяла, как прекрасная шевелюра его рыжих волос, оставив лишь куцый венчик по краям черепа. Он был несчастен и одинок. Задумываясь о прожитой жизни, Вениамин Семёнович часто мечтал о радикальных переменах, которые помогут ему поразить и удивить окружающий мир собственной удалью. Он чувствовал, что она ещё теплилась в стареющем теле и возрастала только в душе. Добродушие и излишняя вялость Вениамина Семёновича, как он полагал, мешали добиться ему чего-то значимого в жизни, низведя его существование лишь до статистического факта.
Однажды утром недалеко от крыльца своей дачи он впервые увидел, как мерзкого вида гусеница стала превращаться в куколку. «Это знак!» – подумал Вениамин Семёнович и тут же услышал внутренний голос:
– Съешь её! – негромко приказал голос тоном, не подразумевающим возражений.
Вениамин Семёнович хотел было поспорить и найти убедительные аргументы, чтобы не делать этого, но голос так же тихо и уверенно опередил его:
– Делай, что говорю, старый козёл! Иначе превратишься в трухлявый пень! А так обретёшь молодость, силу и энергию!
Стало ясно, что спорить бессмысленно в силу несокрушимости аргументации оппонента. А возникшая перспектива окрыляла и добавляла решимости совершить эту мерзость. Трясущимися пальцами Вениамин Семёнович отправил весьма упитанную куколку в рот. Показалось, что она зашевелилась, оказавшись во рту, видимо предчувствуя что-то недоброе. Не разжёвывая её, бывший гимнаст, сильно сморщившись, проглотил куколку. Теперь веривший с малых лет в сказки Вениамин Семёнович стал одержим идеей преображения. Но голос подло молчал, утаивая способ этой метаморфозы, несмотря на неоднократные призывы со стороны артиста. Поразмыслив, уже у себя дома в панельной пятиэтажке, Вениамин Семёнович, доверившись интуиции, решил повторить все действия гусеницы перед решительным преображением. Он прибил к стене мощную скобу и повесил петлю из нейлоновой верёвки. Встав на табуретку, бывший гимнаст привычно ухватился зубами за петлю и откинул табуретку. Вениамин Семёнович вдруг ощутил, как немеет тело и отказывают все органы. Дышать стало нечем. Пошли судороги. В этот кульминационный момент и вошла малолетняя соседка Аня. Она ужаснулась, предположив, что стала свидетелем самоубийства. Но вдруг она увидела, как грузное тело соседа, подобно старой маминой шубе, рухнуло вниз, обнажив другое – молодое и красивое. Перед ней, держась зубами за нейлоновую верёвку, висел молодой атлет со слипшимися от слизи крыльями за спиной. По красным, налитым кровью глазам стало ясно, что перед ней молодой хищник.
Вениамин Семёнович возликовал, ощутив себя снова молодым и сильным. Его немощь и нерешимость исчезли. Он почувствовал, что перед ним открывается новая интересная жизнь. Правда, он ещё не знал, что срок жизни данного вида имаго составляет только несколько часов.
Орден Серебряной чаши
Побрив лицо, он начал старательно брить руки и грудь, напевая арию незнакомой мне оперы. Его внешняя брутальность, пережив такие испытания, в виде довольно странных гигиенических процедур, не истончалась, а, наоборот, набирала большую мощь и отчаянную наглядность. Стоя за его спиной, я ожидал, когда он освободит мне очередь к раковине, чтобы умыться.
Утреннее солнце, неистовствовало, ворвавшись в огромные просторы обширной залы, где был бассейн. Проникнув через ряд узких и длинных окон с витражами, солнце, видимо, сошло с ума от неестественных размеров помещения и безуспешных