Зверь, стоя посередине помещения, таращит на нас с ребенком залитые негодованием глаза. Оказывается, они у него темно–синие, почти черные. Утренний солнечный свет хорошо освещает заросшее щетиной уставшее лицо Медведя Ивановича. М-да уж, так себе морда. А вдруг у него бешенство? Что там Галя говорила? Привороты ему делали? Что-то не то явно подсыпали. С Озверином перепутали.
Шведов, наконец, отмирает, в два широченных шага уходит из кабинета, хлопнув дверью. Малыш мелко вздрагивает, а мое сердце подпрыгивает от хлопка.
– У-у, медведь бесчувственный, – шиплю сквозь зубы и тут же ругаю себя, ведь мальчик может услышать и повторить…
– Ты как? Эй! – хочу поднять ладошками личико мальчика, заглянуть ему в заплаканные глазки, еще раз успокоить. Не дается. Наклонил вниз голову.
Сажусь в кресло его отца.
– Ой, ничего себе, как в перину провалилась, – восклицаю от неожиданного эффекта. Слишком мягко, невероятно удобно.
Почему-то вспомнилась сказка про Машу и трех медведей, где девочке понравилась кроватка маленького Мишутки. Только тут кресло самого Медведя. Не складывается образ с предметами.
И пока моя попа ловит кайф, устраиваясь с комфортом на сидушке, мальчик заинтересовано поглядывает на меня исподлобья. Всхлипы становятся реже.
Выпрямляю спину. Так мы с малышом на одном уровне. Окольцовываю его бедра руками. Заглядываю в глаза, пытаюсь установить зрительный контакт.
– Давай знакомиться? Меня Настей зовут, а тебя? – улыбаюсь ему.
Молчит. Бровки хмурит, сопит, пальчики указательные друг с другом стыкует. Тихо всхлипывает.
– Можно?
Касаюсь подушечками пальцев мокрых щечек ребенка, стираю слезинки с нежной детской кожи.
– Вот так будет лучше. А плакать мы больше не будем, да?
Как будто вспоминает о плаче и всхлипывает.
– Какой ты красивый мальчик. А ты знаешь, что когда человек улыбается, он становится еще красивее? – растягиваю губы еще шире. – Ты умеешь улыбаться?
Мальчик крепко сжимает губы. Опять сопит.
– В другой раз улыбнешься мне, ладно?
Чуть заметно кивает и вздыхает плечиками. Глажу его по голове. Волосы – нежный шелк.
В приемной раздаются громкие шаги и дверь распахивается. Вваливается Михаил Иванович с бутылкой воды в лапищах и упаковкой пластиковых стаканчиков.
Недовольно морщится. Ах да, я же сижу в его царском кресле. Зато я успокоила его сына!
Бутылка приземляется рядом с нами.
Мальчик напрягается, как будто готовится снова закричать. Он явно боится своего гризли. Почему?
Глажу его мягкие пальчики своими.
– А вот и водичка. Сейчас будем пить.
Встаю с кресла. Подпираю ребенка своим телом, чтобы он ненароком не упал со стола.
Беру бутылку, чтобы открутить крышку, верчу в руках, читаю этикетку.
– Минеральная сильногазированная? – вскидываю брови на директора. – Ребенку?
– А что? –