⎯ Скажи мне, Нил. Когда вы приехали, электричества в здании уже не было?
⎯ Да, сэр. Аварийная служба сказала, что для починки понадобится от двадцати до сорока минут. Повреждения незначительные, но повозиться придется.
⎯ Значит, уже скоро закончат. Пойдем пока в хранилище. Там расположена система видеонаблюдения. Понадеемся, что наш «парень» внимание любит больше, чем свободу.
⎯ Мы просто уйдем и оставим тело?
⎯ Ты меня не слышал? Криминалисты уже на подходе. Нам нет смысла сторожить тело. Если ты боишься, что кто-то из журналистов проберется в здание за эксклюзивными снимками, то напрасно. Им нужна шумиха, но не скандал. Их работа показать нас, следователей, в хорошем свете и доказать эффективность системы, а не ее темные пятна. Понял?
⎯ Да, мистер Хэйс.
⎯ Не надо называть меня «мистер Хэйс». Так обращаются к моему отцу. Для тебя я «сэр», Молан, господин следователь, кто угодно, но не «Мистер Хэйс». Понял?
⎯ Да, сэр.
⎯ Вот и хорошо, а теперь идем.
С каждым этажом ниже видимость становилась все хуже. Аварийный генератор не справлялся с нагрузкой, а внешнего света недостаточно, чтобы разглядеть все ступени и все повороты. Удивительно, что мы до сих пор на ногах.
⎯ Молан, можно спросить?
⎯ Давай.
⎯ Почему вы решили стать следователем?
⎯ Это вопрос с подвохом?
⎯ Нет. У всего есть цель, и мне просто интересно услышать о вашей.
⎯ У меня не было цели, но был страх. Я считал, что встретившись лицом с тем, что боятся все остальные, мои собственные страхи перестанут меня донимать.
⎯ И чего вы боитесь?
⎯ Того, что не знаю.
Очевидно, он хотел услышать больше, но больше не хотел говорить я. И дело здесь не в плохой памяти и страхе ошибиться в каких-то фактах. Я отлично помню, с чего все началось. Помню, как пошел следом за отцом в старый ангар, несмотря на его запрет. Как спрятался за перекладиной, чтобы по возвращении, схватить его за ноги и напугать. Мне было десять, и я не ожидал ничего, кроме веселья от своей затеи. Но как принято, что-то всегда идет не по плану. Помимо отца в ангаре были еще люди. Я не встречал их ни до, ни после, и как человек, который каждый день после школы приходил в отдел, я мог считать их чужаками. Все их внимание занимали лишь дети. Они вели их в фургон, связанных по рукам и ногам. В свои десять, да в тридцать, я ни разу не слышал о том, чтобы в изолятор направляли еще и детей. Конечно, закон для всех един, но реальных случаев видеть не доводилось. Неясно, зачем я продолжал сидеть. Вряд ли из простого любопытства, скорее из страха. Я был пугливым ребенком, хотя не признавал этого. Меня пугали эти люди, дети, отец. Меня пугал ОН, мальчик замыкающий ряд. Он единственный заметил меня. Всего на секунду наши взгляды пересеклись, и я почувствовал, как внутри все сжалось. Мне стало так мерзко и гадко, словно я совершил нечто ужасное и меня поймали на этом. Если подумать, то так оно и было. Ведь