Она сжала челюсти, выбросила эту мысль из головы и принялась расталкивать толпу в поисках не слишком перегруженного фургона. Она купила только смену одежды, приличного размера мех для воды, шерстяное одеяло, чтобы укрываться в дороге, да запас фруктов и орехов на случай, если караван день-два будет идти по ненаселенным местам. Груз был невелик, многие из теснившихся на дороге Богов тащили в три-четыре раза больше – и все же кожаные ремни врезались ей в плечи, а мышцы шеи и спины сводило под непривычной тяжестью.
Оставалось только гадать, скоро ли она привыкнет к дорожным тяготам. Было искушение, скрипя зубами, волочь мешок на себе, но ей делалось страшно при одной мысли о необходимости проходить пешком по пятнадцать миль в день. Многочисленность паломников служила защитой и от ил Торньи, и от разбойников на дороге. Выбившись из сил, отстав от каравана, недолго погибнуть. Лучше заранее позаботиться о себе. За несколько медных светильников какое-нибудь семейство наверняка позволит ей забросить в свой фургон небольшой мешок.
Большинство телег было нагружено с верхом, к ним и подходить не стоило. Переделанные кареты, казалось, годились больше, пока она не разглядела вблизи, как выпячиваются их борта да прогибаются колеса. Адер мало понимала в экипажах, но эти, судя по всему, не доехали бы и до городских стен – куда там добраться до Олона. Она примеривалась к крестьянской телеге, когда гул разговоров вокруг прорезала свирепая брань:
– Ты, сухая мошонка, накрест перевязал! А я сказала, прямо! Прямо надо вязать!
Обернувшись, Адер увидела перед собой тощую старушонку – судя по белым, как кость, волосам, сколотым в узел на затылке, и глубоко прорезанным морщинам на обветренной коже, далеко за восемьдесят. Та громогласно распекала худощавого старичка – да так, что трудно было поверить, что столь трубный глас исходит из этого крошечного тельца. Она, хоть и горбилась, не столько опиралась на свою клюку, сколько тыкала ею в провинившиеся тюки.
– Кто бы поверил, – не унималась старушка, брызжа слюной, – что наша мамаша нас с тобой из одного брюха выперла. Вот дам тебе по дурной башке да и поеду сама, а ты как хочешь!
– Тише ты, Нира, – уговаривал, возясь с ремнями, старик. – Мы же теперь паломники. Кругом приличные люди, а ты что говоришь?
Речь его была точнее и куда вежливее, но голос вздрагивал, и глаза были пустые, словно он только что проснулся или безмерно устал.
– Пошли