Хентиаменти кивнул:
– Ну, что же, идем.
Стоило двум высшим служителям Великого Нефелима покинуть дворец, как на них немедленно обрушился полуденный зной. С безупречно чистого неба Амон-Ра излучал бесконечные потоки ослепительного света. Горячий воздух заскользил по телам, словно пламя жертвенного костра, и Черный Пес остро позавидовал прорицателю, голову которого спасала пробковая триара, а плечи – широкое ожерелье. Сехем спокойно шествовал вперед, и только темно-темно-коричневая кожа урожденного египтянина в ярком свете казалась отлитой из электрона.[8] В отличие от чернокожего Хентиаменти, который еще младенцем был принесен в жертву одному из храмов Великого Правителя, Сошедшего с Небес и Напитавшего Смертные Народы Своей Мудростью, а потому не знал ни имен родителей, ни своего роду-племени, всевидящий Сехем родился и вырос на берегах Нила. Во дворец он попал благодаря дару прорицания, проявившемуся еще в детские годы. Предсказания Сехема исполнялись всегда. Просто всегда, без всяких исключений.
Египтянин обогнул дворец, облицованный снаружи светлым песчаником, вышел на широкий мыс, тянущийся в сторону первого порога. От коричневых потоков, струящихся справа и слева, потянуло легкой прохладой, ветер кинул в людей немного водяной пыли, принесенной с порога, и главный советник Нефелима почувствовал себя несколько лучше.
– Ты умен, Черный Пес, – остановился Сехем, продолжая глядеть перед собой, туда, где струи илистой нильской воды с ревом пробивались между скалами. – Ты ловок и умен. Сегодня настал сороковой день, как Великий не открыл глаз, а никто еще ни о чем не догадался. К нему не удалось пробиться ни единому просителю, от него не потребовалось ни единого совета. Во всех сторонах света жизнь течет своим чередом, и многие миллионы смертных по-прежнему уверены, что над ними простирается могучая рука Великого, защищая их своею волей и высшей мудростью от любых невзгод…
– К чему ты ведешь, Всевидящий?
– Ты умен, Черный Пес, – покачал головой прорицатель, – но даже ты не сможешь скрывать истину вечно. Когда Нефелим не показывается на мысу сорок дней, смертные еще готовы поверить, что в этом нет нужды. Когда он не покажется еще столько же, они начнут тревожиться. Если они не увидят Великого полгода, начнется ропот. И тогда уже никакие слова не смогут вернуть правителям веру подданных. Будет лучше, Хентиаменти, если смертные услышат горькую весть от нас, а не догадаются о ней сами.
– Но, может быть, – сглотнул советник, – может, он еще проснется?
– Он проснется, Мудрый Хентиаменти, – положил египтянин ладонь на плечо Черного Пса. – Он проснется, но не здесь и не сейчас. Его сон будет долог, очень долог. Сотни веков проплывут над его усыпальницей, прежде чем разум Великого,