Резкий всхрап вернул ее к реальности: значит, ничего не поменяется, значит снова бесконечная готовка, от которой она устала донельзя, снова крик на всю квартиру («Кто-нибудь даст мне поесть?!»), снова оплеухи и насилие, снова, снова, снова…
От этих контрастных переживаний ее накрыла невыносимая боль, будто кто-то пробил ей грудную клетку. И вопреки инстинкту самосохранения она ничего не стала предпринимать. Нашла силы сдержать боль, принимая всем сердцем и такое развитие событий: если даже умрет она, это все равно будет освобождение от всего. Значит, так тому и быть. И в последние минуты жизни ей снова привиделось, как в потоке ветра она все-таки разворачивает свои крылья и улетает за горизонт.
Муж обнаружил ее еще теплой. Лицо покойницы было разглажено, морщины разом исчезли. Весь ее образ источал спокойствие и умиротворение, и впервые за много лет он вспомнил, какой она была, когда они познакомились. Красивой. Такой как сейчас. Недолго думая, он навалился на нее со словами «пока тепленькая – можно», да и как не соблазниться такой молодухой, в которую посмертно превратилась его жена. В то утро он еще не понимал, что на самом деле означала для него смерть жены.
Мира стояла возле гроба, думая о своих рухнувших планах на жизнь с мамой. О тех возможностях, которые были тщательно продуманы, но для этого отец должен был умереть первым. Мама бы от него отдохнула. Переехала бы к ним, и все было бы просто чудесно. Мама, Мира, Марта и Марк. Они бы счастливо жили в «М-квартете». По крайней мере, это казалось вполне созвучным. Спокойные, уравновешенные, самодостаточные… Им было бы хорошо вместе, но мама умерла.
В Мире всколыхнулись чувства, которые были замурованы отцом. Теперь она могла плакать, правда, только когда ее никто не видел, и горевать о том, что не было сказано при жизни и что могло бы многое объяснить. Раньше Мира могла месяцами не звонить и не навещать мать, но как только ее не стало, она поняла, что нестерпимо, ужасно по ней скучает… Она вспомнила, как храбро мама заступилась за Марту, вспомнила о соглашении трех женщин этого рода. Поправив цветы возле ее лица, Мира погладила ее по щеке, поцеловала в лоб и прошептала: «Спасибо, мама».
После похорон Мира навсегда закрыла дверь своего ненавистного отчего дома. И если бы у нее была возможность, она бы ее заколотила. Дверь в свое ужасное, невыносимое прошлое, исковерканное этим чудовищем.
– Наслаждайся! Ты ее сожрал! – сказала она отцу и хлопнула дверью.
Когда