Пока Марта с наслаждением посасывала конфетку, она честно пыталась произнести это странное слово, которое совсем не было похоже на вкусный леденец. Зато когда у нее получилось, она стала так называть бабушку – Бабуля Монпансье, уверенная в том, что это не иначе как титул высокопоставленной персоны, ведь Бабуля именно такая.
Но Марта не спешила учить правильные слова и фразы. Вместо «Я тебя люблю» она говорила «Я тебя лю-лю» и с утра до вечера напевала всему, что ее окружало, даже цветочкам на обоях и кухонным ножам: «Я тебя лю-лю-ю-ю…». И при этом расхаживала по дому, натянув на голову колготки, потому что так создавалась видимость длинных кос, о которых Марта мечтала.
Швабда – свадьба, чипихаха – черепаха, лякака – лошадка, черливый – червивый, жукашки – объединенные букашки и жуки: у Марты был свой словарь, который хорошо знали родители и которому умилялись другие взрослые. Марта любила повторять разные фразы, чаще всего не понимая их смысл, зато в точности передавая интонацию, с которой их произносили. Выглядело это довольно странно: милая девочка менялась в лице, глаза «стекленели», и она, например, произносила: «Я сказал, денег нет! Что ты хочешь?!» Однажды Марта взмолилась: «Не надо! Прошу, не надо!» – а через мгновение как ни в чем не бывало продолжала играть. «Она эти фразы просто поет», – со знанием дела говорила Бабуля, которая всю жизнь пела романсы.
Марта никогда не могла или не хотела объяснить, где услышала то или иное выражение. Марк был уверен, что по большей части дочь их выдумывает, однако у Миры не было сомнений, откуда они брались. Она поняла это после очередной поездки к своим родителям. Отец, дав оплеуху маме, обычно приговаривал: «Вот тебе!» Марта произнесла слово «Вот» как «Вад», и, сказанная много раз подряд, эта фраза превратилась в указание: «Тебе – в ад!»
Услышав это, Бабуля вздрогнула:
– Господь милосердный, чему вы ее там учите?
– Надо же как-то приобщать ребенка к религии, – отшутился Марк.
– Какой моветон! Но если ребенок одержим, то может покрестить ее на всякий случай? Не вызывать же экзорциста.
– Тебе виднее, мама, – ехидничал Марк.
– По крайней мере, можно не возить ее туда, где она набирается такой гадости.
Мира редко привозила ребенка к своим родителям, причем не только потому, что ненавидела отца, но и из страха снова в чем-то провиниться. А еще больше она боялась, что когда-нибудь провинится и Марта. Марк не догадывался о ее страхах, и всегда настаивал на поездке, хотя бы раз в месяц.
– Я не понимаю, Мира, это же твои родители.
– Знаю.
– Они тоже хотят видеть внучку, разве нет?
– Возможно.
– Тогда поехали.
– Не хочу.
– Ты можешь мне объяснить?
– Не могу.
– Но Марта их любит!
– Кого?
– Ну, бабушку…
Услышав свое имя, Марта, как правило, вмешивалась в разговор. Она называла родителей Миры Бабу и Дида, с ударением на последний слог, частенько соединяя их имена для удобства.
– Бабудида?
И