Жестом дворецкого, показывающего гостю дорогу, Кольберг указал Хари на кресло и добавил:
– Средства комфорта задействовать не обязательно, кубик длится всего двенадцать минут. Снотворного тоже не будет. Полагаю, твой организм… э-э-э… толерантен к прямому вводу, без химической поддержки?
Хари пожал плечами:
– Раньше был.
– Вот и отлично. Прошу садиться.
– Так вы объясните мне, о чем речь?
– Этот кубик… э-э-э… говорит сам за себя. – Губы Кольберга дернулись, как будто он подавлял усмешку. – Прошу, – повторил он, но по тону было ясно – это не просьба.
Хари опустился в кресло, и его охватило глубокое чувство нереальности происходящего. До сегодняшнего дня он никогда даже не заглядывал в личную ложу Председателя и вдруг оказался в его кресле. Хуже было бы только надеть его трусы.
Не глядя он протянул руку за шлемом, но оказалось, что тот уже сам наезжает на него. Скоро его глаза оказались закрыты щитками, а рот и нос – респиратором. Хари поправил его и вдохнул безвкусный нейтральный воздух.
В поисках кнопок управления Хари скользнул ладонями по подлокотникам, но кресло уже само запустило процесс. Под закрытыми веками вспыхнул свет – это индукционный шлем стимулировал зрительный центр мозга. Перед глазами поплыли бесформенные цветные пятна, которые скоро слились в простые геометрические фигуры – линии, квадраты, круги. Они набирали глубину и плотность по мере того, как схема обратной связи шлема отслеживала процессы в голове Актера и настраивала устройство ввода так, чтобы его излучение совпадало с индивидуальными характеристиками Хари.
Тем временем монотонный повторяющийся лязг, похожий на дребезжание коровьего колокольчика, который Хари слышал с самого начала индукции, разделился на отдельные звуки, а те постепенно слились в начальные аккорды баховского мотета «Иисус, моя радость», затем добавились инструменты и голоса – и в ушах Хари зазвучала «Ода к радости» из Девятой симфонии Бетховена, а его взгляд услаждал летний пейзаж Скалистых гор, увиденный с вершины Коппер-Маунтина. Кожа пошла мурашками от бодрящей ласки ветра, плечо ощутило шершавое прикосновение мотка пеньковой веревки, ноги – давление сапог, ноздри защекотал аромат белых и желтых цветов вперемешку с мускусной вонью сурков, чьими норами были изрыты склоны горы.
Вместе с этим тело Хари ощущало прикосновения председательского кресла – кинестезия реальности никуда не делась. Обычное кресло параллельно с индукцией поставляло бы ему