О стыде. Умереть, но не сказать. Борис Цирюльник

что, случись у нее любовное приключение с какой-нибудь знаменитостью, она бы рассказала об этом своим подружкам, которые отнеслись бы к услышанному с восторгом, приязнью или завистью. Подав заявление в собственный комиссариат после изнасилования, в глазах коллег она стала «проигравшей». Она понимала, что, говоря о себе, как о женщине, подвергнувшейся насилию, она заставляет коллег смотреть на нее, как на вещь, в которую можно войти, которую можно сломать, разрушить. В течение нескольких минут уверенность в собственных силах и благополучии женской доли сменилась стыдом превращения в «изнасилованную». Рассуждая логически, она должна была бы воспринимать насилие в первую очередь как серьезнейшую внешнюю агрессию, но в ее представлении, строившемся на попытке представить, что думают о ней другие, она утратила статус «гордой женщины» и превратилась в маленькую несчастную вещь; и тогда ей стало стыдно.

      Стыд, вызванный этим обстоятельством, не всегда отражается в поведении стыдящегося. Можно скрыть крах образа под маской безразличия или цинизма. Приобретенная после «разрушительного» события «робость» сочетается с наследственной гиперчувствительностью, поскольку до получения травмы эта женщина жила вполне благополучно, теперь же ей приходилось скрывать свои внутренние болезненные ощущения.

      Два брата, Алек (14 лет) и Кевин (12 лет), явственно замечали, что, когда они возвращаются домой, там царит гнетущая тишина. Однажды ночью их разбудил необычный шум. Войдя в гостиную, они обнаружили собственную мать голой и прикованной к радиатору в такой позе, словно она кого-то умоляла. Она была совершенно измучена – только что изнасилована и избита мужем. Женщина молча взглянула на детей, и те, тоже не сказав ни слова, отправились в туалет, а потом вернулись к себе в спальню. Ничего не было проговорено вслух. Мальчики не рискнули спросить (а какие вопросы они могли бы задать?). Мать не отважилась объяснить (что она могла рассказать?). Не знаю, где в тот момент находился отец.

      Уже на следующее утро, в школе, поведение детей изменилось. Оба стали мрачными и молчаливыми. Кому доверить пережитую немую сцену, не осуждая отца или, может быть даже, свою мать? К счастью, среди этого невероятного срывания кожи, отмершей части их внутреннего мира, где ничто не могло быть осмыслено (как думать о таком?), мальчики нашли способ самозащиты, который помог им выстоять: они стали отличниками! Как правило, третируемые дети в школе учатся плохо, для них учеба лишена всякого смысла, настолько они поглощены тем, что им приходится переживать дома. Однако для некоторых школа становится способом сохранить немного доброты и главное – возможностью ухода в интеллектуальное развитие, позволяющее забыть пережитый ужас. Это защищающее от страданий бегство способствует улучшению школьных результатов, но не ведет к полному устранению проблемы (как бы это было возможно?), которая напомнит о себе десять или двадцать лет спустя, когда наступит время преодолевать некоторые затруднения супружеской жизни. Не таким