Раньше у Нильса были только берег и Стенвик, а теперь он полноправный хозяин альвара, со всех сторон подступающего к поселку. Когда матери не нужна помощь в доме или саду, он бродит по окрестностям – широким шагом, с рюкзаком за спиной и дробовиком в руке.
Зайцы обычно до последнего прячутся в кустах, и только когда уж совершенно уверены, что обнаружены, срываются с места и удирают огромными, а для их размера просто гигантскими прыжками. Тут уж вопрос, насколько быстро успеешь прижать к плечу приклад. Поэтому Нильс всегда настороже. Он на охоте.
Дом и альвар. Это его мир. После инцидента с Ласс-Яном несколько лет назад мать запретила ему появляться в каменоломне. Никто не хотел иметь с ним дела. Собственно, Нильс и сам туда не рвался. Прощения он не попросил. Единственное, что его раздражало, – мать выплатила Ласс-Яну жалованье за несколько недель, пока заживали сломанные пальцы.
Черт бы его подрал. Сам во всем виноват.
У Нильса тоже осталась память об этой драке: два сломанных пальца на левой руке. Он отказался идти к врачу, поэтому кости срослись плохо, пальцы почти не сгибались. Большое дело – он же не левша, и с ружьем управляется прекрасно.
Люди в поселке его избегают, но и это его мало трогает. Несколько раз он встречал Майю Нюман на улице, она поглядывала на него, но, как и остальные, не здоровалась и не заговаривала. Глаза у нее, конечно, красивые – большие, голубые… подумаешь. Обойдемся и без нее.
Мать подарила ему двустволку «хускварна», и этого общества ему вполне достаточно. Всех подстреленных зайцев он отдавал ей, так что незачем покупать мясо задорого у жадных односельчан.
На горизонте маячит силуэт марнесской церкви, но Нильсу никакие ориентиры не нужны. В лабиринте длинных каменных изгородей, среди валунов, кустов и бесконечных степных просторов он чувствует себя как дома.
Справа, чуть впереди, – небольшой, сложенный из камней курган. Это память – когда-то, за много веков до рождения Нильса, в незапамятные, в общем, времена, какой-то сумасшедший пастух убил здесь то ли пастора, то ли епископа. Люди до сих пор кладут камешки на могилу, курган растет со временем… Нильс камней не кладет, но курган ему нравится – здесь очень удобно присесть и поесть.
Самое время посмотреть, что там у него в рюкзаке. Он идет к кургану, откидывает в сторону несколько камней и садится поудобнее с рюкзаком на коленях.
Два бутерброда с сыром, два – с колбасой. Запотевшая бутылочка молока. Это дала ему мать. И коньяк в плоской жестяной фляжке – это он уж сам позаботился, отлил из бутылки, которую мать припрятала в дальнем углу нижнего ящика буфета.
Нильс отвинтил крышку, сделал большой глоток коньяка, закрыл глаза и с наслаждением прислушался к горячей волне, пошедшей от глотки по всему телу. Открыл пакет с бутербродами.
Он ест и пьет, не открывая глаз. И думает неизвестно о чем.
Почему не известно? Очень даже известно. Например, об охоте. Пока не удалось подстрелить ни одного зайца, но весь день впереди.
О войне. Война по-прежнему заполняет все выпуски новостей. Не успеешь включить радио – война, война, война…
На