Уже не первую неделю Тарквиний просиживал в отделе библиотеки, где хранились труды по истории и астрономии, – просиживал по-прежнему безрезультатно. Стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, он не докучал библиотекарям, писцам и переводчикам, терпевшим его довольно неохотно: бегло говорит по-гречески и знает медицину – что ж, прекрасно, но незачем так уж привечать молчаливого, покрытого шрамами чужака, который то бродит по коридорам, то, усевшись в стороне, следит за спорами ученых мужей. К таким здесь не привыкли.
Один переводчик, впрочем, его не избегал. Крепкий, средних лет грек с явно проступающей лысиной, Аристофан специализировался на астрономии. Как и его собратья по ремеслу, он носил неприметную неотбеленную тунику с короткими рукавами; долгие годы корпения над рукописями ссутулили его спину, с пальцев не сходили чернильные пятна. Работал Аристофан в небольшом дворике – одном из тех, что примыкали к библиотечным коридорам, густо заставленным книжными полками. Каждый день он, присев на подстилку и обложившись свитками и пергаментом, старательно переписывал старинные трактаты на чистые листы папируса. В этой части библиотеки Тарквиний проводил немало времени; настал и неизбежный день, когда гаруспик, в тщетных попытках найти некий текст о Ниневии, обратился к греку за помощью. Пока они искали нужный трактат, сам собой возник разговор о достоинствах папируса в сравнении с телячьей кожей, и, хотя свитка они так и не нашли, интерес к ученым занятиям их сблизил, зародилась дружба. Тарквиний, правда, старался не упоминать ничего о своем прошлом, и Аристофан, тактично ограничившись знанием о том, что его новый друг – этруск, ни о чем больше не спрашивал.
Очередной день не отличался от прочих – вчерашняя беседа о том, возможно ли точно измерить пути звезд, была продолжена поутру.
– Говорят, на Родосе есть какой-то ящик, который показывает движение Солнца, Луны и планет по небесному своду, – сообщил переводчик. – Сделан из металла, внутри десятки зубчатых колесиков, и все вращаются в идеальном согласии. Вроде бы даже затмения предсказывает – и солнечное, и лунное. Не очень верится, правда…
Тарквиний засмеялся. В бытность свою на Родосе он тоже слыхал о таком устройстве.
– Что смешного? – нахмурился Аристофан.
– Взгляни на свитки вокруг! Столько знания и мудрости собрано! Отчего ж прибор не изобрести?
– Да, ты прав, – смущенно улыбнулся Аристофан. – Совсем я засиделся среди книг. Не вижу дальше носа.
Тарквиний на миг примолк. Как ни разнообразны знания, вычитанные им в библиотеке, книжная мудрость порой казалась ему сухой и почти безжизненной.
– На Родосе, говоришь? – переспросил он.
– В тамошней греческой школе, – кивнул Аристофан и мечтательно добавил: – Когда-нибудь наведаюсь!
Может, и мне туда надо? – пронеслось в голове Тарквиния. Средств, которыми