Вальс на прощание. Милан Кундера

солнца. Но тут открылась дверь, и появился Бертлеф. Голым он не был, на нем был тот же костюм, надетый утром. Улыбаясь трубачу, он сказал:

      – Рад, что вы еще раз зашли. Милости прошу!

      Трубач настороженно вошел в комнату, но она была освещена обычной, свисавшей с потолка люстрой.

      – Боюсь, что побеспокоил вас! – сказал трубач.

      – Да полноте! – ответил Бертлеф и кивнул на окно, откуда за минуту до этого, как показалось трубачу, исходило голубоватое сияние. – Я предавался размышлениям. Ничего больше.

      – Когда я вошел, простите мое неожиданное вторжение, я видел здесь совершенно необыкновенное сияние.

      – Сияние? – Бертлеф рассмеялся. – Вам не следует так относиться к этой беременности. Из-за нее у вас галлюцинации.

      – Может, это было вызвано тем, что я вошел сюда из темного коридора.

      – Возможно, – сказал Бертлеф. – Но рассказывайте, чем все кончилось.

      Трубач принялся рассказывать, но Бертлеф вскоре прервал его:

      – Вы голодны?

      Трубач кивнул. Бертлеф вынул из шкафа пакет печенья и банку с ветчиной, которую тут же открыл.

      И Клима продолжил свой рассказ, жадно глотая ужин и вопросительно глядя на Бертлефа.

      – Полагаю, что все хорошо кончится, – успокоил его Бертлеф.

      – А как вы думаете, что это был за человек, который ждал нас у машины?

      Бертлеф пожал плечами:

      – Не знаю. Да имеет ли это сейчас какое-либо значение!

      – В самом деле. Лучше подумать о том, как объяснить Камиле, почему эта конференция так затянулась.

      Было довольно поздно. Подкрепившись и успокоившись, трубач сел в машину и покатил в столицу. Большая круглая луна освещала ему путь.