– Да, в каком-то смысле. Но я не одна такая, большинство воспитательниц здесь же и учились.
– А учителя? Они здесь все давно?
– Многие преподавали, когда я ещё носила фартучек. Уже позже пришли учитель музыки, физик и учительница танцев. А итальянка и математик начали работать здесь с прошлого года. Но это совсем не важно, отработать в Аничкиной иколе год или все десять. Достаточно пробыть здесь неделю, чтобы застыть как муха в янтаре, потерять счёт времени и стать пронафталиненной реликвией.
– Полноте, Анастасия Аркадьевна, вы совсем не похожи на реликвию! – пылко возразил Руднев.
Он взял чистый альбом и карандаш.
– У вас есть время? – спросил он Волжину. – Позволите вас нарисовать?
Анастасия Аркадьевна зарделась и смущенно ответила.
– Если хотите… У девочек сейчас танцы, так что у меня есть почти полтора часа свободного времени.
– О! Так сделайте милость, подарите их мне! У меня сейчас тоже нет уроков.
Дмитрий Николаевич пододвинул Волжиной один из ученических стульев, а сам по-мальчишечьи уселся на подоконник и принялся рисовать.
– Говорите, у девочек танцы? – продолжил он прерванную беседу. – Вряд ли это их любимые занятия. По моему мнению, Владиана Степановна слишком уж строга к ними. Жаль, что личная драма сделала её столь суровой.
– Она не настолько черства, как все думают, – возразила Анастасия Аркадьевна. – В глубине души она милосердна!
Руднев изумленно поднял брови.
– Видимо, где-то совсем уж глубоко, – произнёс он с сомнением. – Я слышал, как она при всех назвала Наталью Леман неуклюжей матрёшкой. Бедняжка аж расплакалась! Разве можно такое барышням говорить! Между прочим, Леман очень талантлива в рисовании. Не всем же в конце концов быть балеринами! Я вот тоже долгое время путал такты и в танце наступал партнёршам на ноги.
Анастасия Аркадьевна звонко рассмеялась.
– Никогда не поверю, что вы плохой танцор! – уверена заявила она. – Вы на себя наговариваете из чувства солидарности с мадмуазель Натали… А что касается Владианы Степановна, то она, конечно, иногда бывает чрезмерно резка, но мне известен пример её восхитительной душевности!
– Что же это за пример?
– Она единственная в школе, кто поддерживает доверительные отношения с Сергеем Григорьевичем. Они настоящие друзья!
Руднев был удивлён. По его впечатлениям Сергей Григорьевич Аршинин, хромой и горбатый учитель математики, ни с кем в пансионе не то что не водил дружбы, но и вовсе не знался.
Волжина продолжала рассказывать.
– Сергею Григорьевичу было совсем непросто влиться в наш коллектив. А с Владианой Степановной у него и совсем все было сложно. Она такая красивая женщина, и сразу ему очень понравилась. Это же всегда видно, когда женщина нравится мужчине…
Карандаш в руке Руднева замер. Дмитрий Николаевич оторвал взгляд от рисунка, и на короткое мгновение