Разведёнка. Дмитрий Каннуников

он с балкона ни свистел, никто не спешил принести ему стулья, кресла, шкаф для одежды, комод или хотя бы телевизор. Был, правда, старый переносной приёмник на батарейках, который они иногда слушали, чтобы не отстать от жизни.

      – Мещанство, оно выламывает мне руки, поэт должен быть свободный от этого быта, как Маяковский, как Есенин, ничего не надо, – кричал он, когда они ругались.

      – И пьян? Да, и пьян? – кричала она, не находя других аргументов.

      – И пьян, – соглашался он, увлекая её на матрац, где они громко начинали заниматься сексом.

      В тяжёлые времена, когда совсем не было денег, он отводил Наташу, которую все называли Наливкой, не иначе на вокзальную площадь к гостинице, где сдавал её на час приезжим командировочным. Но потом она потеряла вид, лицо опухло, руки стали дрожать, мылась она редко, пованивала, да что уж скрывать, воняла перегаром. И командировочные стали в шутку просить денег, чтобы с ней переспать, возле гостиницы уже толпилось много молоденьких девчонок, готовых заработать на приезжих.

      Тогда он стал появляться на свадьбах, заходил, когда гости начинали выбегать покурить, садился за стол, говорил тост молодым, выпивал, снова наливал, выпивал, брал пару бутылок и испарялся, пока не сообразили, что ни родственники жениха, ни родственники невесты его не приглашали. Потом, правда, на свадьбах ставили «дежурного», и, когда он заходил, его вежливо просили удалиться, а когда он настаивал остаться, то выпроваживали уже невежливо.