Я двинул его ногой.
Официантка ушла, не проронив ни слова.
– Романтик хренов! – буркнул Иван.
Официантка принесла бутылку водки и два эскалопа.
Иван торжествующе посмотрел на меня.
– Жизни не знаешь, пацан! – сказал он и потянулся за бутылкой.
С Иваном мы не виделись четыре года. За это время он запаршивел ещё больше. Поседевшие волосы слиплись и противно блестели. У Ивана были полные щёки болезненного перламутрового цвета, под карими глазами лежали огромные тени. Отёки под глазами выдавали пагубное пристрастие – его почки и печень работали с перегрузкой.
Мы выпили по рюмке, глаза Ивана заблестели.
– Ты помнишь, – спросил я, – как мы с тобой подрались?
– На яблоках, – сказал Иван. – Мы т-т-тогда помогали колхозу.
– В каком классе это было?
– По-моему, в седьмом. Я т-т-тогда тебе губу расквасил. Извини! А помнишь, как в д-десятом мы готовились к-к-к «Огоньку»? Как нас классный руководитель накрыл, когда мы в столовой ч-ч-чекушку наливки распивали?
– По-моему, он так ничего и не заметил.
– Или сделал вид, что н-н-не заметил.
– Нет, не заметил. А куда, кстати, бутылка девалась? Она стояла на столе, потом мгновенно исчезла, я даже не понял, как это произошло.
– Володька столкнул ее в бак с к-к-киселём.
Иван снова налил рюмки.
– Д-д-авай за елки, которые мы с тобой срубили.
– И чуть не попались.
– Да, чуть не попались.
Мы выпили.
– Мы были с тобою не правы, – сказал я.
– Это верно, – согласился Иван. – К-к-когда проезжаю мимо той п-п-посадки и вижу «наши» ёлки без верхушек, жалко их.
Мы налили ещё. Водка была ядовитая, как хлорпикрин не боевой концентрации.
– Ты всё пописываешь? – спросил Иван.
– Пописывают в конце Шепетовской платформы, – сказал я. – А я пишу.
– Ругаешь к-к-коммунистов? Ругаешь, ругаешь. Я читал. Правильно делаешь. Но почему не делал этого раньше?
В умных глазах Ивана вместе с алкоголем плескалась насмешка.
– И где бы я это печатал? – не без раздражения возразил я.
– В самиздате.
– Ты это серьёзно?
– А почему бы и нет?
– Вот ты бы и попробовал!
– Шутишь? Я же двоечник.
Иван наполнил рюмки. Ножом он не пользовался. Наколов эскалоп на вилку, отгрызал кусок с остервенением первобытного человека.
Я рассматривал картины и решал задачу: в которой из них хотел бы сейчас оказаться? Бывая в ресторане, я всегда задавал себе этот вопрос. Ответ зависел от настроения. Поэтому я любил задавать этот вопрос тем, с кем приходил в ресторан. Благодаря ему можно было практически безошибочно определить внутреннее состояние человека. Это был прекрасный тест.
– Где бы ты сейчас хотел оказаться, Вань? – спросил я.
– В смысле? – не понял Иван.
– В каком месте, изображённом на картине,