– На какое-то время в этой суматохе мы напрочь забыли о ней. Только когда приехали ваши коллеги, мы занялись ее поиском.
– Кому принадлежала идея закрыть объективы камер видеонаблюдения носками?
– Велэско де ла Серна.
– Что вы можете о нем рассказать?
– Это старый друг семьи и партнер по гостиничному бизнесу.
– Остальные упомянули, что вы негативно отнеслись к его идее.
– Так и было.
– Почему?
Я взглянул на Велэско. Я единственный возмущался, услышав его дурацкое предложение. Я один был против. И что теперь? Если бы не он, нас бы уже везли в участок. Кто бы мог подумать…
– Попахивало паранойей.
Некоторое время следователь, наморщив лоб, обдумывала мой ответ, затем, откинувшись на спинку стула, произнесла:
– Почему носки?
– Мы были пьяны. Носки показались нам неплохой идеей и легкодоступным материалом.
Покончив со старыми вопросами, Россум перешла к новым. Я был весь как на иголках. Буквально на секунду я отвлекся, бросив взгляд на Даниэля, и тут же мне послышалось, будто Россум тихо, но абсолютно четко произнесла: «Ты лжешь». Я перевел взгляд на нее.
– Простите?
Она взглянула на меня так, будто собиралась вскочить с намерением перегнуться через столик и закричать, заплевывая мое лицо слюнями: «Я все знаю, слизняк! Лучше признайся сейчас или я сама выбью из тебя признание!», но вместо этого Россум спокойно повторила свой вопрос:
– Какие у вас отношения с пострадавшей?
У меня возникло почти что физическое чувство того, как ее слова наваливаются на меня невыносимой тяжестью. Она что-то знала? Не могла ли Хайди прийти в сознание на миг и в бреду что-то передать медработникам, а те – Россум? Теоретически могла. Вполне. Но это вряд ли. Иначе бы мне сейчас задавали совсем другие вопросы. Или мы как раз к ним подобрались…
– В хороших. Хайди – мамина лучшая подруга. Они дружат уже двадцать лет. Хайди часто проводила время у нас дома, когда мы были совсем маленькими, и мы постепенно сдружились с ней.
Так, Гид, ты сам себя закапываешь все глубже и глубже. Слишком много слов не по делу. Четкий вопрос – четкий ответ. Шаг в сторону, чуть больше ненужной информации, и твои же собственные слова будут использованы против тебя же самого. Следи за языком.
– Насколько сильно?
Мне совсем не нравилось, в какую степь пошел разговор.
– Достаточно сильно, чтобы считать ее членом семьи, – уверенным, чуть дрожащим от переживаний голосом ответил я и чертовски возгордился собой.
«Из меня бы вышел отличный драматический актер, – подумал я. – Может быть подать документы в театральный, когда это все уляжется?»
Эта неожиданная мысль согрела меня изнутри, будто я сделал глоток крепкого напитка и воспроизвела на меня потрясающе успокаивающий эффект.
«Размечтался, – встрял внутренний голос, почему-то ужасно напоминающий по интонации бессменного ведущего теленовостей. – По тебе плачет не театр, а одно специализированное