Детишки в доме на холме. Дженнифер Макмахон

в сторону и упали на глаза.

      – Когда я пытаюсь вспомнить, у меня начинает болеть голова.

      Шепот, которым она это сказала, был таким тихим, что Ви пришлось податься вперед, чтобы что-то расслышать.

      – Я помню только, как я очнулась в какой-то комнате, а доктор Хилдрет стояла надо мной и спрашивала, могу ли я открыть глаза. – По щекам Айрис потекли слезы. – Я никто, – добавила она упавшим голосом.

      Ви потянулась к ней, но сразу отдернула руку и даже подсунула ладони под себя, чтобы ненароком не прикоснуться к Айрис.

      – Каждый из нас кто-то, – сказала она, думая, что эти слова звучат почти как строка из песни Нила Даймонда. – Не бывает, чтобы человек был никто.

      Айрис неуверенно кивнула, а Ви задумалась о всех тех вещах, которых не помнила она сама. Какое лицо было у ее матери? Каким был голос отца? Какого цвета у них были глаза? Она не помнила даже, где они жили! В маленьком загородном коттедже с голубыми стенами – говорила бабушка, но Ви не помнила коттеджа.

      – Можно спросить у бабушки, – подал голос Эрик. – Уж она-то знает, кто ты такая. Должна знать.

      Ви покачала головой.

      – Нет. Бабушка ни за что не скажет. Ты сам знаешь – она никогда не называет своих пациентов даже по имени, не говоря уже об остальном.

      – Но неужели мы ничего не можем сделать? – огорчился Эрик.

      Ви посмотрела на Айрис.

      – Мы тебе поможем, – решительно сказала она. – Мы выясним, кто ты такая и откуда взялась.

      – А как? – Эрик вытаращил на сестру глаза.

      – Пока не знаю точно, но… Ведь бабушка привела Айрис к нам из Приюта, верно? А значит, там должны остаться какие-то документы, история болезни… Что-то должно быть!

      Айрис прикусила губу.

      – Я не знаю…

      – Ты и не можешь знать, – успокоила ее Ви. – Но твоя история болезни где-то должна быть! Если бабушка тебя лечила, она непременно вела какие-то записи, а там может быть сказано, откуда ты попала в Приют, как твоя фамилия и что с тобой случилось