– Расскажите мне об этой женщине, – тихо сказала Элена, не глядя на него.
– О ком? – глупо спросил Хиль, чтобы выиграть время неизвестно для чего.
– Об этой Альварадо, вы же понимаете!
– Ах, о ней… Ну, я ведь так близко ее не знаю… Это совсем молодая девчонка, сейчас ей, должно быть, лет… восемнадцать, девятнадцать. Я с ней когда познакомился, она еще была в лицее.
– Да? – Голос Элены прозвучал небрежно, почти рассеянно. – Вот как, в лицее. Значит, она из состоятельной семьи?
– Я не сказал бы, – подумав, ответил Хиль. – Семья у нее, очевидно, была когда-то состоятельной, но сейчас, насколько я знаю, нет. Ее отец преподавал в университете… до Перона.
Элена помолчала, вертя крестик еще быстрее, и потом заговорила торопливо, словно сообразив вдруг, что молчать нельзя:
– Вот как, профессор из университета, это интересно, а она сама… Я хотела сказать, – вы были с ней знакомы, то есть знакомы сейчас, – она интересна как человек? Ну, вы понимаете – интересно вам с ней говорить? Вообще разговаривать? Наверное, она все это знает – литературу, всяких знаменитых писателей?
– Интересна ли она как человек? – медленно повторил Хиль. – Хм, это зависит – что понимать под интересностью, для меня это не обязательно сводится к начитанности. Самые интересные разговоры о моей жизни мне пришлось вести несколько лет назад с одним стариком, сторожем в Пергамино, а он был неграмотным. А еще ближе – извините за сопоставление – с вами мне очень интересно говорить, донья Лена, хотя я вовсе не уверен, что вы отличите Сервантеса от Кеведо… Да меня и самого это не интересует. Так что я просто затрудняюсь ответить на ваш вопрос относительно Дориты. Вообще-то она, очевидно, начитана… Девушки в таких семьях обычно получают хорошее образование. Но как раз это меня в ней никогда не привлекало… Тем более что и встречаться и разговаривать нам приходилось, в общем, не так уж часто. Я знаю, например, что она любит музыку и, наверно, способна говорить о ней интересно, но сам я в музыке ничего не смыслю. То, что интересовало меня, обычно не интересовало ее, и наоборот. Болтать с ней было приятно… Я тоже говорю «было», потому что не видел ее уже почти два года. Да, с ней было интересно, но как-то… как бы вам сказать – как с забавным ребенком, что ли. Я над ней больше подшучивал, она очень мило обижалась. В ней было тогда что-то детское. Я ее еще называл «инфантой»: у нее оказалась куча знатных предков. А всерьез я ее как-то не принимал.
Элена усмехнулась:
– Сейчас вы посвятили ей слишком длинную речь, чтобы я могла поверить вашей последней фразе, вам не кажется? Значит, это всего-навсего инфанта, которая получила хорошее образование, умеет говорить о музыке