– Калолина Юйевна, – ужасно важничая и неожиданно развернуто сообщает малышка, солидно пряча лапки за спину.
И ведь правильно важничает. Имячко-то замудренное, длинное, да еще и с отчеством, а ей на вид – года два. Не все её сверстники в её возрасте слово «пингвин» сказать могут.
Повезло какому-то папе Юре, однако. Такая красота у него по дому топает.
– Извините, пожалуйста, – родительница «потеряшки» наконец до нас добирается и устало опирается на спинку скамейки, – Кара, отпусти дядю. Ты его испачкала.
– Кафетой, – соглашается малышка и осторожно, пальчиком трогает шоколадное пятно на моем колене.
– Да-да, конфетой, золотко, – рассеянно кивает женщина и заглядывает в сумку, проговаривает уже для меня, – сейчас, подождите, у меня были салфетки.
– Это не страшно, – мне не хочется её напрягать, но она категорично покачивает головой.
– Нет, нет, сейчас я найду. Подождите только. И не давайте Карамельке вас снова пачкать, она может.
– Значит, тебя зовут Карамелькой, – перевожу взгляд на малышку, которая не торопится ни на горку, ни на качели, – что тут скажешь, тебе подходит. Настоящая конфета.
– Де кафета? – с совершенно непередаваемым детским акцентом озадачивается прелесть.
– Кара, никаких больше конфет, – строго откликается женщина, забираясь рукой явно на самое дно своей сумочной преисподней, – твоя мама меня съест, если ты сладкого переешь.
Мама?
А я-то думал…
– Карамелька…
Резкий оклик перебивает мои мысли. Резкий оклик будто служит ударом во внутренний гонг.
Холера…
Ошибиться нереально.
Увы, я точно знаю, на кого настроены все мои внутренние датчики.
Она-то тут откуда?
Она пролетает сквозь кусты, забив на цепляющиеся за платье веточки.
Она сгребает малышку в охапку и отпрыгивает вместе с ней от меня, будто я могу отравить одним только косым взглядом.
Немые сцены бывают разными.
Бывает и такая.
Я смотрю на Холеру, мягко говоря, охреневая. Что она тут устроила? За каким чертом она хватает чужого…
Щелк…
Будто невидимый пазл встает на нужное место, и до меня медленно начинает доходить.
Перевожу взгляд на стоящую рядом со скамейкой и вытаращившуюся на внезапную Холеру женщину. Господи, какой же я идиот…
Да, я не общался с матерью Холеры по учебе – во время старого скандала в учебной части горло драл её батюшка, но… Они так похожи, что то, что я не понял их родство – действительно маркер космической моей тупости.
– Мама, мы уходим, – голос Холеры неожиданно дрожит, и сама она не двигается с места.
– Катя, подожди, я обещала дать мужчине салфетки. Каро его испачкала, – Иванова-старшая укоризненно