– До шестьдесят третьей! – ответила Николь.
– Тебя не клонит ко сну?
Она отрицательно покачала головой. Шестьдесят три папки из девяноста семи! Девяносто семь папок стопкой лежали здесь, на письменном столе, одни – разбухшие от бумаг, другие – совсем плоские, в них подчас хранилась всего одна-единственная страничка.
Посреди каминной доски на бесцветном листке календаря выделялись огромные черные цифры: воскресенье 12 января. И так как было за полночь, уже наступил понедельник 13 января, другими словами, наступил этот день.
Возможно, для других он ничего не значил. Но для Лурса, для Николь, для Карлы, для горничной, для некоторых людей в их городе и вне его, понедельник 13-го был концом туннеля. В восемь часов утра наряд полиции выстроится на ступеньках здания суда и будет проверять пропуска, которые были розданы не щедро. Тюремная карета доставит Эмиля Маню, который за это время успел еще похудеть, но возмужал и которому мать на той неделе купила новый костюм; Лурса в раздевалке наденет свою мантию, с ней немало повозилась Николь, выводя жирные пятна.
– Разве нет второго допроса Пижоле? – удивилась Николь, наморщив лоб.
Кто знает, кто такой Пижоле? Они! Они да еще несколько человек, которые так долго корпели над этим делом, что могли бы объясняться между собой на непонятном для других языке.
– Был лишь один допрос, от двенадцатого декабря, – не задумываясь, ответил Лурса.
– А я почему-то вбила себе в голову, что должно быть два допроса…
Пижоле – сосед Детриво – жил сейчас в родном городе на ренту; в свое время он играл вторую или третью скрипку в Парижской опере. Сосед Детриво и, следовательно, живет на одной улице с Маню.
«Я с ним не знаком… Знал только, что чуть подальше, через несколько домов, кто-то дает уроки игры на фортепьяно… Что касается Детриво, то я мог их наблюдать в их же саду из своего окна… Разумеется, летом. Когда они сидели в столовой, ко мне доносился гул голосов… Недостаточно отчетливо, чтобы разобрать… Только изредка словечко-другое… Зато я слышал, как у них открывали или запирали дверь… Я никогда не засыпаю раньше двух часов ночи… Привык в театре… Читаю в постели… Замечал, что кто-то у Детриво возвращается очень поздно, так что иногда даже просыпался от стука».
Все это было, так сказать, предисловием к вопросу, поставленному следователем Дюкупом:
«Вы помните ночь с седьмого на восьмое октября?»
«Чудесно помню».
«Что дает вам основание утверждать это столь категорически?»
«Одна деталь: после полудня я встретил своего приятеля, который, по моим расчетам, должен был находиться еще на Мадагаскаре…»
«А почему вы думаете, что это было именно седьмое?»
«Мы вместе пошли в кафе, что случается со мной редко. Там, в кафе, прямо передо мной висел большой календарь, и я как сейчас вижу цифру семь… С другой стороны, я уверен, что в этот вечер кто-то из Детриво вернулся в два часа ночи, как раз тогда, когда я собирался