Лурса кашлянул. Только кашлянул, и больше ничего, и рассеянно продолжал штриховать рисунок, который набросал в своей записной книжке.
– …Этот Маню, попав под влияние Большого Луи и действуя по его указке, вынужден был совершать нечистоплотные поступки, ибо, по словам Доссена, эти две тысячи шестьсот франков могли быть добыты только им, Маню… Испугался ли Маню в конце концов? Или Большой Луи стал предъявлять непомерные требования?.. Так или иначе, он решил его убрать…
И добавил торжественным тоном, так, словно Лурса не был в курсе дела:
– Я велел арестовать Маню сегодня утром. Сейчас он здесь. Через несколько минут я рассчитываю начать допрос…
Рожиссар поднялся, подошел к окну и выглянул на улицу.
– Самое огорчительное во всем этом деле то, что ваша дочь сочла своим долгом сразу же примчаться сюда вместе с матерью этого юноши. Сейчас обе они сидят в коридоре… Впрочем, вы сами их, должно быть, видели… Дюкуп попытался вмешаться, попросил, разумеется неофициально, вашу дочь не афишировать себя до такой степени, но ответа не получил… В данных обстоятельствах, если мне предложат выступить в роли обвинителя, трудно будет объяснить…
Лурса поднял голову.
– Почему вы не арестовали мою дочь? – отчеканил он удивительно безмятежным тоном.
– Ну, пока до этого еще не дошло. Тем не менее я велел вас вызвать. Хотел поговорить с вами, сразу ввести в курс дела. Ваше положение в городе несколько особое. Вас уважают, ибо каждый знает, до какой степени пагубно отразились на вас известные несчастные события… Вам прощают ваши странности и…
При этих словах Лурса вдруг вспомнил, что ничего еще не пил утром.
– …Впрочем, нет нужды уточнять… Конечно, было бы значительно лучше, если бы Николь получила другое