– За вратами – Чёрное Озеро и Живой Терем, – князь внимательно смотрел на Марью. Седая шёрстка лешего легонько блестела; жёлтые глаза смотрели на русалку с искренним участием. – Дальше я не смогу помогать тебе.
– Ты и так мне очень помог, князь леших, – положила на сердце руку Марья. – Да прибудет с тобой Индрик, Лес и его Песнь.
– Да прибудет Индрик и с тобой, дочь Леса, – кивнул полевик и зашептал.
Шёпот был низким, мягким, словно мох, и бархатным; Слово Дрефа поднялось с серебряной тропы зелёной вязью и, воспарив к вратам, оплело сверкающую между столбов ворожбу, что под его силой распалась мерцающими искрами и вместе со Словом Дрефа опала, открыв взору вечерний зимний лес, посреди которого лежало незамерзающее тёмное озеро – гладкое как зеркало. В стеклянной воде отражалось низкое, затянутое тучами небо; посреди водоёма стояла на кольях трухлявая заросшая изба, и её оконце горело багрянцем.
– Там кто-то есть, – опешила Марья. Русалка, шагнув к вратам ближе, положила руку на столб, но так и не решилась пройти.
– Да, – нахмурился Дреф. – Но из Царствия Индрика нельзя учуять – кто.
– Я знаю, – кивнула Марья. – Кто бы там ни был, я пойду, – русалка шагнула во врата, но Дреф остановил её, дотронувшись до руки. Марья обернулась.
– Пусть всё будет так, как и суждено, – тихо сказал князь, и русалка кивнула. – Даже если и иначе, – опустил украшенные кисточками уши Дреф, и Марья, грустно улыбнувшись, прошла во врата. Дрозд пролетел следом.
– Да прибудет с тобой Индрик, дочь Леса, – прошептал Дреф, когда врата закрылись за Марьей и исчезли: перед полевиком вновь серебрилась тропинка, убегая во тьму непроглядного леса.
Белый Филин полетел над тропой, и князь медленно пошёл следом за своим проводником – теперь путь вёл его в Йолк.
Северная Тайга встретила Марью трескучим морозом: сизый вечер застыл в холоде; высокий лес, дыша хвойной свежестью, окружал Чёрное Озеро неприступной стеной; плотный снег устилал берег. Марья огляделась: следов, ведущих к водоёму, не было – значит, тот, кто теперь обитает в тереме, пришёл к Топи давно.
Опираясь на тояг, Марья двинулась к озеру, Чёрный Дрозд полетел следом. Русалка почти не оставляла следов – такой она сделалась лёгкой. Слабость и усталость кружили голову.
Дойдя до тёмной воды, Марья, вздохнув, опустилась перед ней на колени. Русалка не чувствовала холода снега – мир казался ей далёким. Дрозд летал рядом.
Марья посмотрела на своё отражение в озере: даже огненные волосы стали прозрачными, и сквозь них она видела низкое небо.
Вода налилась тьмой, и отражение померкло: теперь взору Марьи предстала чернота. Тьма сгустилась ещё, и русалке почудилось, будто она сидит на краю бездонной пропасти, а не у воды. Но наваждение прошло, когда сквозь мрак проступил мертвенно-серый