А на долгие века в дом войдёт её душа…
Тот, кто сможет в доме жить, будет время сторожить.
Он приют дарует тем, кто скорей похож на тень.
И в прозрачные тела он вдохнёт огонь тепла,
И душа к душе прижмётся, возрождаясь навсегда.
Под фотографией были написаны странные стихи и телефон продавца. Тошнота подступила к горлу и по губе потекла вязкая, тёплая жидкость. Машинально я слизнула её и ощутила во рту вкус крови. Алые капли упали на газету и растеклись по фотографии, придав ей красноватый цвет.
Я стала копаться в сумке, выбрасывая содержимое на колени, пока не нашла платок. Зажав нос, я выскочила из автобуса.
Постояв немного на остановке задрав голову к небу, я дышала через рот, пытаясь остановить кровь. Когда платок перестал намокать и, кровь запеклась, я тихонько пошла домой.
Голова кружилась, и ноги заплетались. Наверное, со стороны я была похожа на изрядно подвыпившую тётку, но мне было всё равно.
По пути мне пришлось несколько раз останавливаться и, держась за дерево, переводить дух. Тошнота стала невыносимой, и почти у самого дома, под корявой берёзой меня стошнило. Рядом была детская площадка, и молодые мамаши, похватав своих чад, поспешили убраться побыстрее, дабы не лицезреть эту ужасную картину.
И правильно!
Зрелище – из ряда вон выходящее. Я и сама была бы рада убежать, да не могла, ведь без меня это шоу не состоялось бы.
Вытершись всё тем же платком, я доковыляла до подъезда. Дальше я помню с трудом, но до квартиры я всё же добралась, так как очнулась через сутки именно в ней, родимой. Лёжа в кровати, прямо в одежде и с перепачканным лицом. Эту картину я увидела в зеркале, висящем напротив кровати.
Я не узнала эту женщину…
На меня смотрела незнакомка и похоже, что тоже не узнавала меня.
Вид у неё был жалкий и потрёпанный, а лицо серого цвета с бордовыми разводами. Руки тоже были перепачканы кровью, оттого создавалось впечатление, что эта чумазая дама совершила преступление, убила кого-то, а теперь прикидывается, что ничего не помнит.
Я кое-как сползла с кровати и сделала первые шаги по направлению в ванную. В голове шумело, но тошнило – слегка, и я благополучно, по стеночке, по стеночке, добралась до намеченной цели.
После душа мне полегчало. Я выпила кофе, и та женщина в зеркале перестала быть незнакомкой.
– Да, Варвара Александровна, влипли вы в историю!
Ничего не скажешь!
А всё почему? Да из-за сна этого. Похоже, пора саму себя в психушку сдавать, как шизофреника и параноика.
Мне этот «сонный» дом уже в газетах мерещится…
– Так, стоп! Газета! Где эта газета?!
Я побежала в коридор, и у входной двери увидела скомканную пропажу.
Распрямив страницу №3, я стала пристально вглядываться в запачканную кровью фотографию.
Бордовое небо над домом с тяжёлыми чёрными тучами, и казалось, что они медленно плывут, подгоняемые северным ветром. Я почувствовала холод,