Боковой ветер вздымал на поверхности бухты легкую рябь, та с тихим плеском билась о корпус. Жаркое солнце отражалось в сине-зеленой воде. Жалобно кричали чайки.
Томас покидал Венцеград. День выдался удачным. Томас закончил дела и возвращался в Арьян, куда его любезно согласился подбросить за две золотые монеты хозяин судна торговец Бахрей.
Это был небольшого роста, но крепкого телосложения аравиец, доставивший в столицу Этрувии товар, которым богат Восток: душистый перец, гвоздику, корицу, имбирь, сандал, а также шелк из Поднебесной.
Основную часть товара Бахрей уже сбыл и загрузился стальным листом, кирасами, клинками, сработанными кузнецами Бореи. Напоследок решил наведаться на Датию – клондайк люцидиевой руды. Добывали ее в Рудной долине.
Столичные торговцы поговаривали, что, несмотря на запрет короля на свободную торговлю рудой, она не переставала водиться на рынке Арьяна. При некотором везении ее можно было купить или обменять на иной товар. Если бы последнее удалось, то следующие полгода – год Бахрей провел бы в кругу своей любящей семьи, нисколько не беспокоясь о финансах. Фунт необогащенного люцидия на его родине стоил больших денег, поэтому рискнуть стоило! Хорошо б раздобыть сам люцидий, но кто в нынешнее время способен извлечь из камня этот светоносный металл? До войны этим занимались маги-теурги.
«Тиамат» с легким шумом резала форштевнем волну. Под жалобные крики чаек Томасу вспомнились события, которые привели его в столицу…
Все началось с посещения лазарета настоятелем монастыря мастером Каллисто, где Томас залечивал рану, полученную во время схватки с бандитами.
Мастер вошел в палату. Это была небольшая комната с одной скрипучей кроватью, скамьей и столом в изголовье. При виде настоятеля Томас попробовал встать, но мастер взмахом руки остановил его, приблизился и, наклонившись, тихо сказал:
– Мой мальчик, в монастыре назревают события. Нехорошие события… Предчувствие подсказывает, что они угрожают не только нашему монастырю – все королевство может быть поставлено под удар… Вот, держи этот знак.
Каллисто вынул из красной мантии белую костяную пластину и протянул Томасу.
– Это тайный знак Совета мастеров. Если со мной что-нибудь случится, ты должен доставить его в Венцеград придворному магу Орею, – говорил настоятель, глядя в глаза Томасу, и, заметив в них немой вопрос, добавил, улыбнувшись: – Ты мой бывший ученик. Кому я могу еще довериться?
– Хорошо, – сказал Томас, – но как я это сделаю?
– Добемир поможет. Он даст тебе одежду, деньги. Увы, с мантией мага придется на время расстаться. Пойдешь в Арьян, устроишься пассажиром или наймешься матросом на какое-нибудь судно, идущее до Руты. Доберешься до столицы и попросишь встречи с придворным магом. Расскажешь ему обо всем, что произошло здесь.
Слова мастера встревожили Томаса. Он проворочался всю ночь, урывками спал, в голову лезли разные мысли. Утром по палатам разнеслась весть, что в монастырь прибыли паладины и стражники, а вместе с ними судья в желтой мантии. Но никто не знал, что это значит. Добемир, лекарь-алхимик, отмалчивался и только тяжело вздыхал.
Ближе к обеду появился слух, что мастер Каллисто помещен под домашний арест, а судья ведет опрос всех жителей монастыря.
В лазарете стали гадать: придет к ним судья или нет? Мнения разделились примерно поровну, но Томас так и не узнал, чем окончился спор. После обеда пришел Добемир и принес робу крестьянина.
– Одевайся, – сказал он, – пора.
Томас оделся. Добемир придирчиво оглядел его.
– На первый случай сойдет, – сказал он, протягивая Томасу пузырек с зельем. – Принимай, пока не перестанет болеть. Ничего не забыл?
Томас проверил карманы, заглянул под подушку:
– Все взял.
– Знак не забыл?
Томас похлопал ладонью по сердцу, где в робе был потайной карман.
– Вот тебе на дорогу, – Добемир протянул товарищу пять золотых. – Думаю, хватит на первое время.
Томас сунул монеты в кошелек, спрятал его глубже в карман и взглянул на лекаря:
– Все?
– Нет, – ответил тот, протягивая юноше конверт. – Это передашь Орею. Ну, пошли.
Калитка за Томасом захлопнулась, поворот ключа за спиной эхом отразился в сердце. Всем своим существом юноша понимал: этот звук обозначил некий рубеж в его жизни, но что он несет – хорошее или плохое – Томас не знал, да и не мог знать. Он только чувствовал, что за увитой розами каменной оградой монастыря безвозвратно оставалась его прежняя жизнь с ее маленьким радостями и печалями. От этих мыслей у Томаса защемило сердце, ощущение одиночества овладело им.
Он бросил последний взгляд на ограду, за которой виднелись сложенные из красного вулканического туфа корпуса зданий, башня храма, и быстро зашагал по тропе…
Городские