Психолог промаялся с ним почти две недели. Потом, ничего не добившись, отослал в лагерь для беженцев, других дел полно, искалеченных войной много, и один врач на тысячи прибывающих. Вот там, удивительное дело, никто не воспользовался состоянием Дулари, напротив, прониклись состраданием – и этим оказали неоценимую услугу. Он выздоровел. Вспомнил. И пожелал узнать, что же стало с его семьей и родными.
Вернее, сам понял, что выздоровел, когда метнулся, несмотря на уговоры, предупреждения, протесты, угрозы в свой городок. Там еще постреливали, но Халил и слышать не хотел об опасности. Он вообще не понял, как не понимал и сейчас, что за враждующие стороны, ради чего они подняли оружие, к чему эта война, ради кого и чего. К чему все последующее – ввод «голубых касок» по всей линии разграничения и постоянные договоренности о беженцах, пленных и прекращении огня. В голове не укладывалось, что страны больше нет, она развалилась надвое, да, никто в мире, даже по обе стороны фронта, не говорили об этом, но понимали – вместе им уже не прожить, никак. Хотя всего-то несколько лет назад еще были даже не соседями, родичами. Вот его жена, она как раз из семьи шиитов, значит, искать ее родичей, надлежало на кладбище с той стороны. Но сперва мама, брат, дядя…
Несколько дней метаний под пулями его немного охладили. А может то, что за это время он ничего не нашел: ни могильного камня, ни хотя бы холма. Погибших во время правления Гафура, чаще всего, не хоронили, понимали палачи, что им будет, когда найдут все трупы, а значит прятали их, сбрасывали в карьеры, сжигали, уничтожали все следы. Раз его вывели в поле, сообщили, что на этом месте стоял крематорий и вокруг него… возможно, ваша семья тоже. Гафур не делал разницы между течениями ислама.
Вид поля, заросшего алыми, как кровь, тюльпанами, его немного охладил. Потом долго снился, не то в теплых, не то кошмарно жарких снах. Он дал себя заковать в наручники, – на всякий случай – и отправился в первое изгнание, сперва и Иорданию, затем, оттуда, в Ливан, на Лесбос и дальше, покуда не добрался до Баварии.
– А мне едва удалось уйти. Ваши очень хотели вздернуть, – произнес Ахмад, ни к кому собственно не обращаясь, но понимая, что Халил слышит его, не пропуская ни единого слова.
– И как тебе удалось выбраться, уважаемый?
– Через Турцию и дальше… пока маршрут не закрыли. Я там довольно долго промышлял, ну, понимаешь, о чем я. Помогал беженцам перебраться в Грецию, – он цокнул языком, намекая, что не за так. – Вот тогда и осознал,