Настороженно слушали новоселковцы незнакомого им военного, а больше занимал их Степан. Вот забрал всю свою семью в лес – и там они теперь под охраной этих военных, а нам что делать, как нам быть с этой новой властью? Кто-то из собравшихся сельчан после выступления Лукина прокричал, пусть, мол, Степан слово скажет, и раздались недружные хлопки. Степан на миг растерялся: не входило в его планы выступать, он и просил Лукина с Грушевским не брать его в Новоселки, рано ему там появляться. Довод Лукина был простым: «Надо нам в этой деревне связи налаживать, а кто это может сделать, Степан, лучше тебя?» Нечего было возразить Степану на эти слова, вот и оказался он перед такими родными и близкими ему людьми.
– Что я могу сказать вам, братцы…
Слово «братцы» у него вылетело само по себе, он его редко произносил, разве когда в доме было застолье, а вот теперь вырвалось из уст. Притихли люди.
– Свалилась на нас беда, свалилась на всех сразу, хотя, конечно, она у каждого своя. И что тут скажешь: конца и края ее не видно, одно спасение от этой беды – побить супостата, прогнать туда, откуда он пришел. И, поверьте, братцы, побьем его, и помощников его побьем. Пришлось мне вот за винтовку взяться, в мои годы в человека стрелять. Никогда не думал, что будет такое, а пришлось… А куда деться? Получается, или мы, или они.
Степан махнул рукой и сошел со ступенек школьного крыльца. В этих словах был новый Степан, которого сельчане прежде не знали.
В ту же ночь по заданию Лукина Степан направился в небольшую деревушку Сергеевка, что находилась в четырех километрах от Новоселок, а Федор – в Лотошино, где он часто бывал до войны. В Сергеевке жила двоюродная сестра Арины, звали ее Глаша; когда спасались от Кириков, у Степана была мысль пробраться к ней, затаиться и какое-то время переждать свалившуюся на него напасть, но все повернулось тогда по-другому.
Увидев Степана, Глаша на миг растерялась и даже испугалась: многие считали, что его уже давно нет в живых. Когда испуг прошел, обняла со словами:
– Слава Богу, живой.
На улице было ветрено и морозно; в дороге Степан разогрелся, хотел снять свой кожух, но Глаша отговорила и стала затапливать печь – надо было накормить гостя. В печи затрещали вспыхнувшие дрова, осветив большую часть хаты. «Осиной топит», – отметил про себя Степан и кожух снимать не стал.
Долго они сидели в ту ночь, Степан рассказал об Арине и Алесе, о себе говорил мало и скупо. Из Глашиного рассказа он понял, что жить становится в деревне опасно и страшно, защиты нет никакой, полицаи что хотят, то и творят, их сейчас