– Я хотела попросить тебя об одолжении. Только на сегодняшнюю ночь… – проговорила она прерывистым голосом. – Я не могу заснуть, там, наверху. Можно я побуду до утра у тебя?
– Конечно, конечно, – ответил я. – Сейчас я разложу кресло-кровать, а ты устраивайся на моей постели.
Она с явным облегчением кивнула, потом поблагодарила меня и буквально рухнула на стул. Рассеянно огляделась по сторонам и заметила разложенные на столе бумаги.
– Ты занимался, – сказала она. – Я помешала.
– Нет-нет, я как раз собирался сделать перерыв – мне никак не удавалось сосредоточиться. Хочешь кофе?
– Лучше чай.
Мы помолчали, пока я кипятил воду и отыскивал подходящую к случаю формулу соболезнования. Но тут снова заговорила она:
– Дядя Артур сказал мне, что вы вдвоем ее обнаружили. Наверное, это было ужасно. Мне тоже пришлось на нее взглянуть: меня заставили опознать тело. Боже мой, – сказала она, и взгляд ее сделался прозрачным, текуче голубым и мерцающим, – никто не догадался закрыть ей глаза.
Она повернула голову и чуть задрала подбородок, словно желая таким образом удержать слезы.
– На самом деле мне очень жаль, – пробормотал я, – представляю, что ты теперь чувствуешь.
– Нет, вряд ли ты это представляешь, – сказала она. – Вряд ли вообще кто-нибудь может такое представить. Я ждала чего-то подобного. Много лет ждала. Ужасно в этом признаваться, но… Ждала с тех пор, как узнала, что у нее нашли рак. Я воображала, что все случится почти так, как оно и случилось: кто-то придет и сообщит мне новость прямо во время репетиции. Я молилась, чтобы все произошло именно так и чтобы я ее не видела, чтобы ее увезли без меня. Но инспектор решил, что я должна опознать труп. Ей даже не закрыли глаза! – снова прошептала она жутким шепотом, словно была совершена необъяснимая несправедливость. – Знаешь, я остановилась рядом, но долго не решалась посмотреть на нее, я боялась, что каким-то образом она все еще может навредить мне – схватит и не выпустит. И кажется, ей это удалось. Они ведь подозревают меня, – проговорила