Под электронным табло санитары деловито укладывали на носилки умершего, похоже, бомжа. Полицейский с врачом, лениво переругиваясь, заполняли бумаги. Если бы людей хоронили там, где они скончались, у бомжа оказался бы на зависть всем ультрасовременный надгробный камень – электронное табло с регулярно обновляющейся эпитафией. Почему, кстати, жанр эпитафии не получил своего развития? Как застыл еще при древних греках в стихотворных кратких изречениях, так в этой форме до сих пор и пребывает. Вполне реально ведь ставить на могилы какие-нибудь всепогодные экраны, на которых транслировались бы нон-стоп любимые видео покойного, многочасовой фильм о нем, отзывы друзей. Кто-то со временем наверняка догадался бы установить камеру с подсветкой к себе в могилу и транслировал процесс гниения как на экран, так и в онлайн – например, какой-нибудь телевизионный репортер назвал бы могильный перфоманс «Мой последний репортаж». Художник – «Мир, я тоже разлагаюсь!» Такие примерно буйные фантазии пронеслись вихрем у Максима, что его очень удивило.
Он был технарем, формалистом, скучным в общении, мыслил только предметными категориями – параметрами технических изделий, автоматизированных систем управления, структурами программного кода и формулами. Всплески гуманитарных, не технических фантазий были ему совершенно несвойственны, и он списал их на пограничное состояние сознания. Всю ночь перед поездкой он не мог уснуть из-за взбунтовавшегося желудка, отказавшегося вдруг принимать любую пищу.
Между тем, на электронном табло его рейса не значилось. Это уже эпитафия по его поискам или еще есть надежда? Было непонятно и тревожно. С пешеходного надземного перехода нужная платформа тоже не проглядывалась.
Вполне допуская, что кассирша, впечатывая данные в билет, могла ошибиться, он категорически не мог допустить, что, выписывая командировочные бумаги, могли допустить ошибку его коллеги. Точнее где-то на периферии сознания он мог допустить и это, но одновременно ошибки двух разных ведомств абсолютно точно произойти не могли. Кофе отменяется.
Вернувшись в подземный переход, он решил осмотреть выходы на перроны с обеих сторон. Он знал, что на некоторых вокзалах такое бывает – справа может быть выход на четвертый перрон, а слева – на пятый. Максим в прошлый раз двигался по правой стороне. Значит, сейчас пройдет по левой…
Это тоже ничего не дало. Он снова уперся в тупик. Но в этот раз у дверей подсобки стоял молодой человек в форме проводника и в полумраке, подсвечивая миниатюрным фонариком, что-то записывал в блокнот. Растерявшийся инженер достал билет и обратился к проводнику:
– Уважаемый, подскажите. То ли ошибка в билете, то ли я туплю. В билете пятая