Эмиль ловит меня на четвертом такте, ловит и снова дергает к себе, заставляя закружиться. А после – и толкает от себя, так, будто я только что ударила его в пах.
Ох, как кружится голова…
Это все шампанское, оно не сочетается с такой круговертью…
Мои пальцы снова врезаются в чью-то ладонь.
Чьи-то твердые пальцы подхватывают меня под лопатки, не давая упасть.
Я же на резком выдохе, будто юла, которую остановили без разрешения, понимаю, что смотрю уже не в светлые глаза Эмиля.
А в темные, веселые глаза лучшего танцора итальянской группы. Эрика.
И он меня держит крепко и не собирается отпускать.
Я дергаюсь, стремясь отойти от него и не мешать, но он удерживает, расцветая нахальной улыбкой. Склоняется ближе к моему уху.
– Теперь моя очередь, bellezza1, – смешно мешая английский с итальянским сообщает он, – потанцуем?
Я не знаю итальянского, но какое-то количество итальянских словечек осело, видимо, на самом дне мозга само по себе, налипнув словно сор, нанесенный шальными ветрами. Ну, а может быть, шампанское – лучший переводчик на свете.
Белла – красавица, явно однокоренное с «bellezza». Ай-ай, неужто он думает, что я поплыву от одного его дешевого комплимента? Всех по Фриде меряет?
С другой стороны, приглашение потанцевать со Змеем из Катании – слишком заманчиво, чтобы не обдумать его хотя бы пару секунд.
Змеем его окрестил кто-то из журналистов, оценив феноменальную гибкость человека, который пришел в спортивные танцы в семнадцать лет и за два года играючи прорвался в разряд профессионалов. Ну, а его партнерши – всегда любовницы, ни одна из которых не пробыла с ним больше года, добавляли к этому еще и сплетни о на редкость взбалмошном и паскудном характере.
Две секунды – вот сколько я даю себе времени на раздумья, глядя в темные зрачки Эрика Лусито.
А потом от души и со всей ядовитостью возвещаю.
– No, – и добавляю на том же английском, уже гораздо менее уверенно в формулировках, – я тебя не хочу.
Во всех смыслах этого слова. Ни как партнера, ни как мужчину.
Это тебе за Фриду, красавчик!
Выбирать между мной и ею в данном случае, все равно что выбирать между танцовщицей и Буратино.
Хотя, кто сказал, что ему были важны танцевальные умения? Может, он представлял, как Фрида стоит перед ним на коленях – ну а что, мужики же через одного фантазируют на эту тему буквально насчет каждой проходящей мимо женщины. И если вид достаточно хорош по фантазиям – их претворяют в реальность.
Ну, вот пусть и претворяет. Пускай Эрик Лусито идет на свой лесоповал и тягает то бревно, за которое сначала взялся. Танцует её хоть до посинения, а после – загибает её в ту позу, что ему рисовала фантазия, и радуется, что Фрида всего чуть-чуть скрипит во время того, как он её нахлобучивает.
Я снова дергаюсь назад, на этот раз уже более настойчиво. Ну, должен же он понять