– Здравствуй, Танюша, – он улыбнулся так радостно и мягко, что мне стало очевидно, что он очень рад меня видеть. – А мы ваши соседи. Все эти дни приходил понаблюдать за вами издали.
– Почему же издали, Валерий Карлович?! – улыбнулась я, откладывая эскиз, впрочем, почти оконченный.
– Не хотел мешать, – он поднялся на четыре ступеньки террасы. – Ты за работой как всегда. Отдыхаешь, когда-нибудь вообще?
Он кивнул на рисунок.
– Это и есть мой отдых, – улыбнулась я.
– Позволишь взглянуть?
Он взял листок, посмотрел долго, улыбнулся и отложил, снова пройдя мимо распахнутых дверей спальни, ветерок легко колыхал белые легчайшие занавеси. Стало уже совсем светло, и я задвинула портьеры, чтобы свет не беспокоил спящего Марка.
– Ничего не скажете? – спросила я Вальдауфа, обернувшись.
– Назови меня на «ты»? – сказал он, глядя так, что я поёжилась. И какого лешего, Валерий Карлыч, вы так влюбились в меня? Неужели я виновата ещё и в этом?
Мы спустились в сад, и пошли по идеальным дорожкам вдоль деревьев, потом показались фонтаны, они уже работали, тихонечко шурша тонкими струями.
– Тебя тут снимали в образе Симонетты Веспуччи, – сказал он. – Когда ты приедешь сюда в следующий раз, весь город будет носить тебя на руках.
– Я не так прекрасна.
– Ты прекраснее.
– Не-хет… – засмеялась я.
– Мне виднее. Я – художник, – сказал Вальдауф, блаженно улыбаясь.
– Вы – мой любовник, – сказала я, качая головой, имея в виду, что он смотрит на меня влюблёнными глазами.
Вальдауф остановился, обернувшись на меня.
– Ты ещё так считаешь?
– Войдя в реку, мы намокаем, – сказала я, тоже остановившись. – И вода остаётся с нами, даже высыхая.
Вальдауф протянул руку к моему лицу, погладил по волосам, забираясь пальцами в спутанные пряди, я не постаралась причесаться, встав с постели.
– Я люблю тебя.
Я улыбнулась, я это знала, и я знала, что это чувство, к счастью, радость для него. Он не страдал и не мучился из-за меня, по крайней мере, с тех пор, как оставил безумную идею жениться на мне. Для этого человека я источник радости и вдохновения, за это я любила его самого, приятно дарить, всегда намного приятнее давать, чем брать…
Но Вальдауф будто прочёл мою мысль и понял её буквально, притягивая меня к себе…
– Ва- алери… – я не успела договорить.
Ну что… сама виновата, сказала же, что он мой любовник, вот он и вступил в права… к порядочной девушке он и не подступил бы когда-то, что теперь ломаться? Под видом чего? Если я не смогла прекратить нашу связь, когда вышла за Марка, если я сама настолько низко пала в своём существовании, когда вообще позволила себе сделаться любовницей профессора, то, что теперь трепыхаться? Лежи теперь в своей тёплой грязи и похрюкивай…
Ну а почему нет? Да, хорошо, хорошо перестать мучительно думать о прошлом, всё время спрашивать себя, как я могу