– Ага, – скептически усмехнулся Валентин. – Случайно забрели, да? На громкие звуки? И Вакулина тебя в первую же минуту сдаст.
Наконец, разговор привлек и Пашку, сидевшего позади друзей. Он уже несколько минут прислушивался, но не вмешивался. А сейчас, слегка нависнув над своей партой, оказался почти посередке между парнями.
– Артемон согласится, только если их Веруся порекомендует.
– Порекомендует, – уверенно пообещал Вовчик.
– Как? – не поверил Толстый.
– Вакулина сказала, что Елка круто поет. Просто надо сообщить это Вере Палне, – Ольховскому даже как-то полегчало, будто гора с плеч свалилась.
– И что? – осклабился Юзов. – Так прямо подойдешь и скажешь?
Вовчик кивнул. Сглотнул молча густую слюну, так, что дернулся кадык. Да, в плане, конечно, имелся изъян, но, в конце концов, не сожрет же его Веруся. Она сама сказала предлагать, что можно еще включить в программу концерта. Вот Вовчик и проявит инициативу, сосватает Дмитриеву, скажет, что сам слышал, как она поет.
Вера Пална поверила. Задумалась, наморщив узкий лобик. Сегодня шали с кистями на ней не было, поэтому она куталась в объемный палантин, у матери Вовчика тоже такой имелся, только она его не носила, как купила, так и висел на плечиках, но название Вовчик запомнил.
– Ну не зна-а-аю, – по своей привычке протянула женщина. – А аккомпанировать кто будет?
– Мы, – пообещал Ольховский смело. – Только вы должны это предложить Артему сами, он вас послушает, а нас нет.
– Да-а-а? – жеманно переспросила Веруся. Потянулась, как кошка на стуле, выгнулась. Подумала. – У вас репетиция когда?
– Завтра.
– Ну, пусть на нее Дмитриева заглянет. Определимся.
– Только, – Вовчик ковал железо, пока горячо, – она одна засмущается, пусть уж с ней подружки придут. Ничего?
– Ничего, – согласилась Вера Пална.
И уже вечером, дома, до Ольховского дошло, что он не учел еще одного в своей сложной комбинации: Елку! Она-то и знать не знает, что ей надо петь!
Он тут же принялся звонить Толстому и выкладывать новую проблему, в полный голос, совершенно забыв, что мать сегодня дома, и она уже легла спать.
– Владимир, – явилась родительница прямо в ночнушке, немного заспанной и трогательной без своего обычного «боевого раскраса», – ты не обнаглел? Я вообще-то сплю!
– Извини, мам, – прикрыв трубку, отозвался Вовчик и сделал кроткие глаза. Дождавшись, когда мать уйдет, продолжил разговор, теперь уже шепотом.
Толстый, похоже, ел – явно донеслось причмокивание. Ну, хотя бы не спал.
– И что предлагаешь? – спросил отстраненно.
– Позвони Дмитриевой, – попросил Вовчик.
– Почему я?
– Потому что ты для нее найдешь аргументы, – отбрехался Ольховский. – А у меня мать дома, ругается, что я треплюсь.
Не говорить же прямо, что Елка неровно дышит к Вальке. Тогда он станет обходить ее в радиусе полкилометра, стыдливо сутулиться и мямлить. А