Кто такой этот Петр Иванович, мы понятия не имели, но на всякий случай пообещали его не тревожить. Добежав до велосипедов, мы быстренько расселись и покатили в сторону плотины.
– Жуть жуткая, вот что я вам скажу.
Анька дрожала от страха и холода, сидя на раме и держась за центр руля.
– Ничего жуткого, у старушенции поехала крыша от одиночества, – хмыкнула Миленка. – Вы на левую сторону?
– Ага.
– Когда встретимся? – спросила Милена, притормаживая у плотины.
– Меня наверняка загрузят на несколько дней, – вздохнула я. – Если что, я через Аньку или Вовку с вами свяжусь.
– Я завтра тоже пас, маме надо помочь по хозяйству.
– А мне с детьми… – грустно сообщила Милена. – Ладно, свидимся!
Мы с Анькой поехали на другую сторону. Вова великодушно согласился отвезти ее велосипед к себе, чтобы не оставлять матери Воронцовой, иначе та с ходу все поймет. Так что сначала я довезла Аньку, а потом себя. Услышанное в доме у Ведьмы мы не обсуждали и постарались забыть как страшный сон.
Глава 4
28 июня, левая сторона
Неделя выдалась тяжелой. На следующий день после нашей поездки на Пасеку я узнала от бабушки, что к нам едут родственники. Причем все родственники, как со стороны деда, так и бабушки. Мы, кажется, сутки неотрывно готовили. И когда приехали долгожданные гости, мне пришлось три дня их везде сопровождать, отвечать на раздражающие вопросы, улыбаться и смеяться над шутками о моих несуществующих женихах, да еще и спать табуном в одной комнате.
Мне и дяде Феде выделили раскладушки, так что мы спали с ним прямо в центре большой комнаты. Лет с двенадцати я стала называть его просто Федей, тем более что старше меня он был всего на десять лет. Федя всю жизнь был моим спасителем и лучшим другом. Он показал мне первый ужастик, после которого я не спала двое суток, таскал меня на спине, научил вылавливать червей из навозных куч и рыбачить, катал на надувной лодке и вообще делал все, о чем бы я ни попросила. Он и его мать, бабушкина сестра, всегда с радостью ждали меня в гости, и только к ним я ездила с удовольствием.
Федя и в этот раз помогал мне не сойти с ума и не откинуться из‐за стресса, вызванного толпой родственников. Меня воспитали так, что я не имела права перечить старшим ни в чем и никогда, грубо говоря, была человеком без мнения, рабом обстоятельств. Семьи моих подруг всегда поражались моей необычайной скромности и вежливости, а я и не умела вести себя по‐другому, и, когда друзья позволяли себе какую‐то вольность при родителях или когда родители соглашались с их мнением, у меня глаза на лоб лезли. В моем подсознании сформировалась установка: если ты ребенок, значит, мнение твое все равно что пятая лапа у собаки – бесполезное явление.
Поскольку в семье ко мне не прислушивались и не позволяли принимать самостоятельных решений, мне казалось, что я запуталась в себе. Кто я и чего хочу? Каковы мои чувства на самом деле? Кем я хочу стать? Я не знала. Знала лишь, что по настоянию