Потом Москва вдруг поманила
Блистанием своих огней
И гордой славой наделила –
Поэт не видел толку в ней
И оставался равнодушным,
Хоть принимал ее послушно!
Левшу, теперь уже, конечно,
Не знает только пидарас,
Лесков прославил образ вечный,
Придумав свой чудесный сказ!
Не так известен наш герой,
Но, бог мой, добрый малый тоже,
Его карьерой золотой
Гордиться, право, каждый может!
Хочу представить вам, читатель!
В суде верховном заседатель!
Гонитель ветреной Фемиды,
Ревнитель строгой Афродиты,
Свой зарабатывает хлеб
Вершением людских судеб,
Юстиции суровый бич
Васильев Александр Ильич!
Ему всегда, везде фартило,
Фемиде праведной, но хилой,
(Ну так уж вышло на Руси,
О, Обнуленное, прости!)
Он Немезиду предпочел
И вверх по лестнице пошел.
Мальчишка, скромненький когда-то,
Служил помощником судьи
И ото всех тогда он прятал
Пристрастья странные свои!
Он был красив, всегда опрятен,
Для пола женского приятен
И обходителен, и смел,
Под всех подстроиться умел.
Там услужил, там поклонился,
Персоне нужной дверь открыл,
А после выгодно женился,
Затем и должность заслужил!
Тогда помог, конечно, тесть
Знакомства нужные завесть!
А после появились детки,
И как случается нередко,
Он понял, что в родимой Туле,
Хоть хорошо сидеть на стуле,
Но вовсе нету перспектив!
С кем надо переговорив,
Он мысль взлелеял в голове
О состоятельной Москве!
Конечно, это будет круто,
Хотя цена пугала жутко!
Фортуна вновь не подвела
И нужный шанс ему дала!
В башке все быстро прокрутив,
Тесть выделил аккредитив!
Теперь в Москву, в верховный суд,
Его уже переведут!
Всегда стабильная зарплата,
И судьи тут живут богато!
Да и зарплата ни к чему,
Известно всем ведь почему!
Карьера сделана! Ура!
А с личной жизнью как… Хандра!
Хандра его достала!
Нежна, прелестна и умна,
Не поняла его жена!
Все ей чего-то не хватало!
Его так это задолбало…
Всегда она сгущала краски,
Все от него хотела ласки!
А он, хоть и хорош собой,
Любви хотел совсем другой!
И вот теперь, под старость лет,
Он разозлился на весь свет!
И стал спесив и нелюдим,
И людям трудно стало с ним!
*****
Скрываясь от ненужных глаз,
В одной кафешке неприметной
Сидел герой наш как-то раз
И думой маялся заветной!
Пред ним на столике дубовом,
Чизкейк лежал