Моя сестра Алина увлекалась каллиграфией и сделала такой оригинальный подарок в первый рабочий день. Я, тогда совсем молоденький парнишка, на котором смешно висел белый халат, сильно удивился и обрадовался, увидев Алину у ворот больницы, по-моему, даже забыл о волнении, что будоражило всё утро. С сестрой мы встречались редко. Алина рано покинула родительский дом, быстро родила и вышла замуж. К моменту, когда я только начал считать себя взрослым, у неё уже двое детей и ужасно пессимистичное отношение к жизни. Она моя полная противоположность, но я всегда чувствовал нашу неразрывную связь и трепетную любовь. Мы обнимаемся и сестра отдаёт этот странный подарок, который мне лет пять некуда будет повесить. Алина пахнет, как обычно, какими-то цветочными сладкими духами, и теперь, спустя годы, когда смотрю на эту картину, словно ощущаю родной запах Алины, и в этих чувствах нежной любви мне легче находить силы на доброе отношение к людям, которым с их безумием повезло чуть меньше, чем мне.
Безумием многие считали любить такую работу, изучать новые методы, переводить статьи и проводить эксперименты. Я быстро понял, что шизофрения не аппендицит, но это не уменьшало во мне потребности приходить сюда, желания помочь хоть немного, хотя бы попытаться покопаться в глубинах расщеплённой психики, чтобы отыскать поломку.
В кабинет энергично ворвалась медсестра.
– Павел Алексеевич, добрррого утррреца, – звонко пропела она. Пухленькая кучерявая Тамара Степановна с первых минут знакомства взяла меня под крыло. У нас сложились хорошие отношения, и я не сразу понял почему. Сейчас она была доверенным лицом, верным оруженосцем, помощником и просто другом.
– Ну что там у нас, как обстановка? – я встал из-за стола, насыпал растворимый кофе с ложкой сахара в одну кружку, поставил перед тараторящей Тамарой, во вторую – чёрный чай, залил кипятком. Как же она напоминает мне мать…
– Обострений не было, поступлений тоже. Галлюциноз Сазонова купирован четырьмя кубиками аминазина, Павлов седирован, Гаманько всё так же в кататонии.
Тамара достала из кармана халата плитку шоколада, продолжая говорить, разломала на кусочки.
Сейчас меня как раз занимал случай Гаманько. Все называли его просто Серёжа. Парню двадцать восемь, шизофрения выставлена с шестнадцати. Последний год не покидает больницу. Симптоматика яркая, разнообразная, от навязчивых идей до галлюцинаций. А неделю назад внезапно впал в кататонический ступор. Передо мной история болезни, которую я сам же писал на протяжении трёх лет. Симптом «воздушной подушки»: голова не опускается на койку, а словно лежит на невидимой подушке; восковая гибкость: тело сохраняет любую приданную ему форму, и сейчас – поза эмбриона. Серёжа лежал без движений. Пару дней назад его взвесили – парень потерял пять килограммов.