Честно? Мы было по барабану. Ну помучается чуток. Конечно, я планировал зайти к ней позднее, чтобы совсем не подохла, но всё же в приоритете стояла задача образумить зверя, научиться его сдерживать.
Результатом этих дней стало два вывода, которые мне удалось сделать.
Во-первых, зверю глубоко пох, настоящая ли связь, и чем она вызвана. Ему нужна эта девка. А если я ему её не даю, то он бесится и ненавидит меня же, считая, что обижаю его пару, позволяю ей мучиться. Образумить свою вторую часть нереально. Он не верит моему разуму, моим решениям и не подчиняется мне.
Из этого вытекает второй вывод. Я не могу с ним справиться. Не контролирую оборот. Не контролирую его сознание. Ничего я, блядь, не контролирую! Мне приходится обкалывать самого себя, чтобы снова не превратиться в психованного маугли, которого интересует только его самка. И всё.
И это в корне меня не устраивало.
Хотя будет откровенной ложью сказать, что, когда девчонка уткнулась носом в мою ладонь и потеряла сознание, я ничего не почувствовал. Не то чтобы мне стало прям жаль её. Но едва заметный укол совести за то, как с ней обошлись, всё же ощутил. Совсем ненадолго. И именно из-за него я остался с ней ещё немного.
Её организм не различал меня и зверя (да, по сути, мы и есть одно целое), поэтому пока я рядом, она могла восстановиться хоть немного. Во всяком случае, пока у меня не кончилось терпение возиться с ней. Но какого-то хрена я всё же посадил её себе на колени сначала и даже сам напоил отваром…
Может потому, что это позволило угомонить зверя хотя бы на эти несколько минут? Да. Наверняка именно для этого я так и поступил.
Но потом, поручив девчонку нашим медработникам, ушел. И вколол себе очередную дозу препарата. Мне предстоял завтра непростой разговор с дядей. И стоит ли ему знать про неё, я не был уверен.
Глава 20
Она
Эта последняя история позволила мне понять своё место в его жизни как нельзя лучшим образом. Когда он сказал, что я тут не гостья, подумала, что это от злости. Когда угрожал расправой своих прихвостней – думала, что не поступит так со мной. Теперь же, как показала практика, может.
Всё, что угодно.
И ни капли сожаления не испытает.
Мне было по-настоящему страшно. Животный ужас при мысли, что я заперта на его территории и полностью подчинена его воле, заставлял трястись. Меня бил озноб.
А ещё совсем не понимала, почему мой зверь ничего не делает. Почему не пришёл за мной. Почему позволил ему так поступать. Отчего-то я была уверена, что он чувствует меня и всё знает. И эта мысль огорчала едва ли не больше, чем осознание собственной беспомощности перед лицом жестокого человека.
В тот вечер гвардия врачей кружила вокруг меня стервятниками: наставили кучу уколов, положили под капельницу. Медсестра кормила с ложечки