Главным образом открытие парка давало мне возможность стать таким же богатым, как и те, кто смотрел на меня словно на мусор, и я был рад ею воспользоваться. Не буду врать – я не ожидал, что смогу продвинуться так далеко в своем плане с покупкой земли. Меня все еще немного удивляло, что люди действительно прислушивались к моим словам.
Моргансен жил в Эльдорадо, охраняемом районе на холмах Тодос-Сантоса с видом на океан. По соседству с ним обитали самые богатые семьи города: Спенсеры, Коулы, Фоллоувиллы, Уоллесы. Те, кто унаследовал такое количество денег, которое невозможно заработать за всю жизнь.
Дом Моргансена представлял собой особняк в колониальном стиле, расположенный на склоне горы. Ничто так не вдохновляет на прыжок со скалы, как жизнь на ней. На его территории был сад, небольшой пруд и фонтан с настоящими лебедями и ненастоящими ангелами, пускающими водяные стрелы; хаммам и сауна рядом с бассейном в форме почки и куча другого дерьма, которым, готов поспорить на что угодно, никто никогда не пользовался. По обе стороны от входа выстроились огромные растения. Этот идиот, вероятно, ежемесячно платил за обслуживание сада столько, сколько я единожды выложил при покупке своей яхты.
Моргансен встретил меня у ворот, и я сделал вид, что не владею электронным ключом, способным открыть их. Затем он провел меня по особняку, как будто я претендовал на покупку этого места. Мы прогулялись по лужайке перед входом, по заднему двору и по двум кухням на первом этаже. Потом мы поднялись по винтовой лестнице на второй этаж.
– Пожволь мне покажать тебе швой домашний офиш, – он шепелявил. Я с облегчением выдохнул. Наконец-то мы начали двигаться в нужном направлении.
Мы прошли мимо закрытой комнаты, и он остановился, неуверенно постучав по деревянной двери и прижавшись к ней лбом.
– Милая? – прошептал он. Даррен был долговязым и сутулился, как забитый подросток. Вся его внешность – сплошная посредственность. Карие глаза, похожие на глаза лемура, нос с горбинкой, тонкие поджатые губы, темные волосы с проседью и безвкусный костюм, придающий ему вид несчастного мальчика, достигшего возраста бар-мицвы[4]. Он производил впечатление второстепенного персонажа в чьей-то истории. Мне даже было его почти жаль. Такую врожденную непримечательность не могли исправить никакие деньги.
По ту сторону двери ответа не последовало.
– Дорогая, я буду в швоем кабинете. Дай жнать, ешли тебе что-нибудь потребуетша. Или… или шкажи Ханне.
Срочные новости: у богатого парня есть избалованная дочь.
– Ладно.