– Пожалуйста, только не говори, что нам сюда! – взмолился Перси.
Хейзел помотала головой:
– Это храм Марса Ультора.
– Марс… Арес, бог войны?
– Это его греческое имя, – уточнила Хейзел. – Но да, тот же парень. «Ультор» означает «мститель». Он второй по значимости бог Рима.
Перси этой детали совсем не обрадовался. Почему-то от одного взгляда на уродливое красное здание на него накатывала злость. Он указал на вершину холма, где тучи клубились над самым большим храмом, круглым павильоном с куполом, покоящимся на выстроенных кольцом белых колоннах:
– Дай угадаю: вон тот посвящен Зевсу… э-эм… в смысле Юпитеру? Это туда мы направляемся?
– Да, – с напряженной ноткой в голосе подтвердила Хейзел. – Октавиан читает там предсказания. Это храм Юпитера Оптимуса Максимуса.
Перси пришлось покопаться в голове в поисках значений латинских слов.
– Юпитер… «лучший и величайший»?
– Верно.
– А какой титул у Нептуна? – поинтересовался он. – Крутейший и обалденный?
– Ну… не совсем.
Хейзел махнула в сторону синей постройки не больше сарайчика. Над дверью был прибит заросший паутиной трезубец.
Перси заглянул внутрь. На маленьком алтаре стояла чаша с тремя высохшими и заплесневевшими яблоками.
У него оборвалось сердце:
– Смотрю, это место пользуется популярностью.
– Извини, Перси, – сказала Хейзел. – Понимаешь… Римляне всегда боялись моря. Они плавали на кораблях только в случае крайней необходимости. Даже в наше время появление ребенка Нептуна считается дурным предзнаменованием. Когда такой рекрут в последний раз вступил в легион… ну, это было в тысяча девятьсот шестом году, и Лагерь Юпитера находился по другую сторону залива Сан-Франциско, – тогда же случилось и то разрушительное землетрясение…
– Хочешь сказать, в этом виноват ребенок Нептуна?
– Так говорят. – Хейзел виновато посмотрела на него. – В общем… Римляне боятся Нептуна и не питают к нему особой любви.
Перси уставился на паутину на трезубце.
«Здорово», – подумал он. Даже если он останется в лагере, на расположение со стороны новых товарищей можно не рассчитывать. Максимум он может их напугать. Но если хорошо себя проявит – кто знает… его могут наградить заплесневелыми яблоками.
И все же… стоя перед алтарем Нептуна, Перси почувствовал что-то вроде ряби в венах. Он выудил из рюкзака последнее, что у него осталось съестного после путешествия – засохший бублик. Мелочь, но он положил его на алтарь.
– Привет… пап, – было странно разговаривать с чашей фруктов. – Если ты меня слышишь, помоги мне, ладно? Верни мои воспоминания. Скажи… скажи, что мне делать. – Голос у него дрогнул. Как бы он ни старался сдержать эмоции, они его захлестнули: он был вымотан, напуган и так долго чувствовал себя потерянным, что отдал бы что угодно за хоть какое-то наставление. Ему хотелось быть уверенным хоть в чем-то и не хвататься всякий раз за утерянные