К обеду вернулся довольный. В трех местах хорошо прикормил рыбу для внуков. Пожевал чего-то на ходу, собаку привязал и рванул через озеро в Матюнино. Надо было дров организовать.
Еще со льда увидел, что у Кольки Железникина во дворе трактора нет. Значит, и Кольки нет… В избу заходил с упавшим сердцем.
– Здорово, Наталья!
– Здорово, Тимофей Степаныч. – Наталья, круглая, тихо заплывающая жирком, мельком глянула, а сама от телевизора оторваться не может, едой сготовленной пахнет вкусно.
– Нету Николая-то?
– В Ломакине… машину ремонтируют.
– Когда будет?
– Не знаю, третий день чинят. А ты чего хотел?
– Да внуки ко мне приезжают… – не смог не похвастаться дед и нахмурился озабоченно.
– Ну-у? – не поняла Наталья.
– Мне бы дров телегу привезти, ребята бы перекололи, помочь едут…
– У тебя дров мало в лесу? Сами и напилят! – Наталья с удивлением оторвалась наконец от экрана, на котором какие-то родственники, чуть не мать с дочерью, орали друг на друга – вот-вот вцепятся, а сладкорожий ведущий довольно чему-то улыбался.
Деду прямо душно стало от этого телевизора, он, не попрощавшись, выскочил на свежий воздух. Дела были совсем плохи. Он недовольно потер щетину и решительно направился за деревню на лесную дорогу. До Ломакина было четыре километра.
Елки ссутулились под снежной тяжестью, опустили вечно поднятые свои руки. На дубах – где густо, где пусто, клоками лежало. Дед любил, когда лес хорошо укрыт. И теперь шел и любовался. «Эх, Господи, помог бы Ты мне нынче с дровами, – разговаривал вслух. – Ребята вернутся с рыбалки, баню затопят, дрова станут колоть в охоточку! Деду – помощь! Тимоха так и спросил: что помочь надо, дед?! Как хорошо! Тимофей Степаныч улыбался и прибавлял шагу. Он прямо видел, как аккуратно попиленные чурбачки-клячики встречают его внуков, он бы и сам с ними поколол за компанию.
Колька на промасленной и грязной картонке лежал под уазиком, приподнятым на двух домкратах. Места там было мало, Кольке с его габаритами не повернуться, да еще, видно, что-то у него не выходило, еле вызвал его из-под машины Тимофей Степаныч.
– Выжимной полетел. Все вроде сделали, утром поехали попробовать – выжимной! – объяснял Колька, выползая наружу.
– Да-а, – понимающе кивал Тимофей Степаныч. – Ты бы хоть фуфайку постелил, Коля!
Колька был человек небыстрый и задумчивый, и за глаза все его звали Коля Медлительный. Но без смеха, с уважением звали, потому что если у кого что ломалось – машина, телевизор, чайник электрический, – все несли или везли Коле. И он все делал. А когда до оплаты доходило, хмурился и говорил: «Да хрен ли там! Делов-то…» Хотя Наталья потом ругала маленько.
Коля тер друг об друга большие грязные ладони. Дышал в них, согревая. Нос его длинный посинел от холода и тоже был в солидоле, и лоб, и все лицо измарано. Фуфайка валялась рядом с машиной