– Хоть что-нибудь, мальчики… я вам заплачу.
– Прекратите! – резко оборвал ее Константин. Он снял с шеи фонендоскоп, встал на колени возле лежащей, положил мембрану ей на грудь. По тому, как сдвинулись его брови, я понял, что дело даже хуже, чем он предполагал. В комнате было душно, по моей спине и груди юркими змейками стекали капли непрошеного пота. Где-то нудно колотилась о стекло жужжащая муха.
– Ну что?
– Ничего, – буркнул напарник. – Андрей, систему доставай, физ и магнезию.
Время словно сгустилось. Как в тумане, я подавал напарнику ампулы, нажимал кнопки на кардиографе, механически отмечая в расходном листе истраченное. Спина Кости уже полностью была мокрой от пота, запах квартиры назойливо лез в нос, в глаза и, казалось, пропитал собой всю кожу. Лился раствор в капельницу, тикали часы на стене, где-то билась о стекло занудная муха, из распахнутого окна неслись крики играющих во дворе детей. Больная все так же лежала, лучше ей не становилось, и глаз она не открывала. Разве что дыхание перестало быть таким шумным – но и только. Дочь сидела на диване, всхлипывая, вытирала красное лицо ладонью, периодически обводя комнату взглядом. В те моменты я отворачивался, чтобы не видеть невысказанный вопрос в ее глазах. Потому что ответ был очевиден и написан на выражении лица Константина.
Костя поднялся. Дочь тоже подняла голову.
– Все, – сказал он. – Мы сделали все, что в наших силах. Больше…
– Она умрет? – чужим голосом спросила женщина.
– Это инсульт, – жестко ответил Костя. – Если уж он случился, назад отыграть его не получится. Поймите нас. То, что можно сделать в условиях «Скорой помощи», я сделал. Но я не Бог.
– Я понимаю. Сколько я вам должна?
Не отвечая, напарник направился к дверям, дернув головой. Я торопливо начал собирать разложенный ящик, старательно избегая взгляда женщины. Та снова сидела в той же позе, спрятав лицо в ладонях. Проклятье, ну почему так? Почему все закончилось вот так?
Громко звякнул пакет с пустыми ампулами, когда я завязывал на нем узел.
– Что мне делать? – внезапно произнесла женщина. – Просто так сидеть и ждать, пока она умрет?
Я не ответил, собирая в другой пакет использованные шприцы и капельницу.
– Какая ж вы, к сучьей матери, медицина, если вот так вот берете и бросаете человека?
Проклятый ящик все никак не хотел закрываться – содержимое, которое идеально помещалось в нем утром, сейчас казалось, увеличилось втрое. Я с трудом защелкнул его, больно прищемив себе палец.
– Вы же клятву Гиппократа давали! У вас что, вообще ничего святого не осталось?
Что я мог ей ответить? Что мог объяснить? Слова ее, хоть и несправедливые, сказанные в состоянии аффекта, били не хуже кнута. Это мне понятно, что стволовой инсульт – это, по сути, приговор, и выживаемость при этом состоянии – крайне невелика, помочь