Смысл, заточённый в обречённости.
Он как раз выезжал с дворовой стоянки, проклиная страстность соседки с третьего этажа, заводящей себе любовников по принципу «лох парковки», когда прозвучал звонок. Нет, звонок прозвучал позже, он помнит, что застыл на перекрестке. Ему сигналили, объезжали, крутили у виска, демонстрировали мощь среднего пальца.
«Анна, Анна, не может быть», – он только что вышел, привычно провернув ключ два раза. Он слышал шум воды, тихую музыку из душевого динамика.
Ани, сиренево-белое облако, розовый мизинчик, прижатый к черной дымящейся чашке. Ани, такая утонченная в своей фальшивости, такая холодная. В тот миг ему показалось, что из груди вырвался вздох облегчения, и он тут же начал распекать себя за жестокосердие. А трубка опять ожила и заговорила голосом отца: «Ехать надо, сынок. Кроме нас у Анечки нет никого». Ехать? Куда ехать, почему ехать?
«Ты отпроситься сможешь? Жаль, что не мне не по силам, не доеду в Колышлевск. Сынок?» – голос отца зазвучал еще тревожнее.
«Я сейчас приеду, папа», – Колышлевск, Аня, Анна Петровна, сестра отца, а он… Он уже рисовал картины собственный свободы, идиот.
Шеф долго не брал трубку, потом бурчал что-то невнятное. Из всего монолога понял – смысл неожиданно стал выбираться из оков, увольнение по приезде ему обещали в самых красочных выражениях.
Старенькая многоэтажка, где жил отец, почему-то удивила обшарпанными стенами. Не замечал, как? Сбитые ступени, затхлость тёмного подъезда, голая лампочка на сером от пыли проводе перед самой дверью, шуршащие шаги.
– Сынок, – в выцветших глазах вина и тревога, – у тебя не будет проблем?
– Нет, папа, я договорился. Что случилось?
– Понимаешь, мне вчера позвонила Клавдия, Клавдия Олеговна, соседка Анечки.
– А почему ты мне сразу не перезвонил?
– Подумал, что не стоит беспокоить до утра, – отец смутился, – пойдем в комнату, что мы в коридоре-то.
В тусклом комнатном свете следы отцовской немощи проступили с жестокой очевидностью.
– Не прибрано тут, – отец лихорадочно выхватывал что-то из груды разбросанных по всей квартире несвежих тряпок. Впрочем, он тут же бросал их в другое место.
– Не суетись, давай присядем, ты мне все расскажешь, – Антон с силой усадил старика на разобранную постель.
Не замечал, не видел запустение такой, некогда уютной, родительской квартирки, эти грязные тряпки, скованность движений отца? Когда он был здесь в последний раз? Чуть больше недели назад, завозил продукты, даже чай пить не стал, Ани ждала его в фитнес-клубе.
– Рассказывать, сынок, особо нечего.