Роковая Маруся. Владимир Качан

ее поцеловал и стал представлять гостям примерно так же, как представлял им час назад недавно купленную афганскую борзую: «Посмотрите, какая красавица. Их в Москве сейчас десять штук. Полторы тысячи долларов, но не жалко. Знаете, сидишь на даче у камина, а у твоих ног большая, теплая собака. Хорошо! Носик тоненький, а ножки-то, ножки! Ну, иди, иди, иди, ладно», – и по крупу ее. Так и Людочку: «Вот, мол, красавица наша, мою собаку вы уже видели, коллекцию фарфора – тоже, иконы вы оценили, да? А вот это – мой адюльтер, тоже ничего, правда? Людонька, покажись гостям. Повернись. Ничего, да? Фирма веников, знаете ли, не вяжет. Теперь посмотри на хозяина влюбленно». Это был подтекст, выражение глаз, законная гордость. Ну а текст вполне бытовой: «Людонька, садись, пожалуйста, с Аристархом Иосифовичем. Лапа, познакомь. Аристарх, поухаживай за Людочкой».

      А Машин припадок радушия, диссонирующий с отмечаемой годовщиной, все продолжался: «У нас такое печальное событие, Аристарх, подвинься чуть-чуть, – годовщина смерти отца Митричека, да-да, уже год… Мы так рады… Как хорошо, что вы зашли, садитесь, Людочка, пожалуйста. Что вы будете? Малыш, передай вино, пожалуйста, нет, не это, там осталось еще «Божоле» пятьдесят третьего года, вот-вот, это, передай, пожалуйста. Аристарх, поухаживай, выпейте, Людочка, да-да, молча, не чокаясь». И оживившийся Митричек заботливо командовал: «Лапа, поставь прибор и семгу, семгу положи Людоньке, она любит» – «Сейчас, сейчас, малыш, я все сделаю, не нервничай». Изредка стреляя преданными глазками на Митричека, лукаво посматривая на Машу и не забывая кокетничать с Аристархом, Людочка принялась кушать.

      И вот тут я, по-английски, тихо, не прощаясь, а значит, соблюдая западный колорит этого дома, сбежал из него и больше там никогда не показывался, хоть и был зван не раз. Меня тихо проводила афганская борзая, да и с дверью повезло: была закрыта на один (!) засов изнутри.

      Лирическое отступление о розовом фламинго

      По дороге домой я думал: стало быть, Маруся живет двумя абсолютно придуманными жизнями. Как у фигуристов (вот видите, меня опять занесло в спорт, но я предупреждал!), первая – обязательная программа – это ее дом, малыш Митричек, их круг знакомых и вторая – произвольная, творцом которой она была сама, интересная, запутанная жизнь, полная романов, экстаза и слез, но тоже вся придуманная. «А есть ли настоящая?» – думал я. И если есть, какая она? И тут я вспомнил, как один знакомый на мой дежурный вопрос: «Как жизнь?» – ответил вдруг горько и зло: «Да ты посмотри вокруг, разве это жизнь?!» Конечно, если бы Маша была выдающейся артисткой и играла бы подряд лучшие роли, то ей и придумывать ничего не надо было бы, она бы всю себя тратила там. А так – разумеется, две придуманные жизни. А какой же еще жизнью вы ей прикажете жить?! Настоящей? Вот той, что за воротами?! А разве она интереснее, лучше, красивее, чище?

      Тут я должен принести глубокие и искренние извинения читающим поклонникам «чистого искусства» за следующий политический пассаж, первый и последний в нашей любовной истории. Хотя… Кто